Что Мадлен могла ответить? Возражать? Но где гарантия, что тогда Хэдли не переспит с этой Лидией.
— Конечно, Хэд, делай как знаешь. Мы ведь не связаны никакими обязательствами.
— Связаны. Я тебя люблю. А ее хочу трахнуть.
— Не обращай на меня внимания.
Как он мог спросить ее об этом? Неужели был настолько глуп, что ожидал ее благословения? Или она настолько глупа, что благословила бы его? Она любила Хэдли. И ей была невыносима мысль, что он будет с другой женщиной. Но могла ли она принуждать его к верности? Ведь это ее вина, что между ними тысячи миль.
— Мадди, ты лучшая женщина в мире. Я тебя люблю. Больше у меня нет никого. И никого не будет.
Мадлен начинала злиться, но не хотела это показывать.
— Что, Хэд? Я тебя не слышу… Связь хреновая. Давай кончать. Я тебя люблю. — Она положила трубку, выскочила из чулана и бросилась вверх по лестнице. Грохнула дверью и процедила сквозь зубы: — Мужчины… Черт бы подрал Хэдли… Черт бы подрал Германию.
Наверное, можно было бы упаковать вещи, бросить институт и первым самолетом вылететь домой. Разве Хэдли не важнее, чем перспектива стать ювелиром-дизайнером? Стоит ли он того, чтобы распрощаться с возможностью заниматься у лучших в мире специалистов?
Нет, она оказалась здесь. И здесь останется. Кто хочет стать самым лучшим, должен обучаться у самых лучших. А если Хэдли ее действительно любит, их отношения переживут любые испытания.
Мадлен разрыдалась. У нее было чувство, что она его теряет, но она ничего не могла с этим поделать.
Через три недели позвонил Уатт Макнил:
— Я успешно прикончил два дня деловых встреч и свободен до утра понедельника. Если вы располагаете временем, я мог бы пригласить вас на экскурсию по Шварцвальду.
— Это было бы здорово. С удовольствием. Я еще нигде не бывала.
— Тогда решено. Заеду за вами около шести.
Лимузин с шофером приехал вовремя. Уатт Макнил был одет в строгий деловой костюм, который не очень шел к его сильно загорелому лицу. Судя по всему, он загорел во время недавней поездки в Марокко. Костюм был непохож на его обычные — изящного итальянского покроя. Уатт объяснил, что купил его в Германии, чтобы соответствовать тем людям, с которыми вел дела.
Мадлен вновь поразило, насколько он был привлекательным мужчиной. И конечно, сильно напоминал Хэдли. Но дела обстояли так, что Хэдли она как раз вспоминать не хотела. И все же, увидев знакомое, дружеское лицо, чуть не расплакалась от радости.
— Остановимся на ночь в Раштате, — объявил Уатт. Длинный «мерседес» выехал из Пфорцхайма и устремился по петляющим загородным дорогам. — Напрямик, как летела бы ворона, это всего миль двадцать пять. Но, к сожалению, местные дороги проектировали не вороны.
Мадлен опасалась, что в обществе Макнила будет себя чувствовать неудобно. Но этого не произошло. В Германии с ним оказалось легче, чем на Парк-авеню.
— Я заказал комнаты в «Адлере». Знаете, что это такое? Миленькая таверна восемнадцатого века.
— Приятная перспектива, но подошло бы все, что угодно. Это так любезно с вашей стороны — выкроить время среди своих деловых встреч…
— Не мог упустить возможность встретиться с вами. — Уатт улыбнулся и легко потрепал ее по колену. Затем наклонился над баром. — Что будем пить? Боюсь, после утренних переговоров мне необходимо крепкое виски.
— Спасибо, мне пока ничего. — Мадлен наблюдала, как Уатт налил неразбавленный напиток, поприветствовал ее поднятым стаканом и разом опрокинул в рот. — Ну вот, действует.
— Что-нибудь не так? — спросила девушка. — Переговоры шли трудно?
— Вы же не станете слушать. Это для вас скучно.
— Нет-нет… мне очень интересно, — быстро возразила она. — Правда.
— Хорошо. Но остановите меня сразу, как только надоест. — Он налил себе еще виски. — Есть один богатый немец, которого зовут Карл Гейнц Пшорн. Он сделал состояние на гостиничном деле. А сейчас намеревается скупить сеть американских мотелей «Придорожные таверны для счастливых путешественников».
Мадлен хихикнула.
— В Боулдере их все называли «Придорожные кровати». Дешево и очень подходит для воскресных свиданий.
— Именно. Однако Пшорн планирует переделать их в приличные гостиницы. Считает, что это выгоднее, чем начинать с нуля. Я представляю Пшорна на переговорах с семейством Браун — владельцами сети. — Он снова налил себе виски и пригубил напиток. — Брауны — большая семья, которая владеет делом совместно. Старик умер пять лет назад, а остальные никак не разберутся, кто чем занимается. Брат шел на брата, что-то в этом роде, пока не столкнулись с Пшорном. Но против него стоят одной стеной. Во время нашей сегодняшней встречи Лэрд Браун так раскраснелся, что я думал, его хватит инфаркт. Невероятно крупный мужчина и чрезвычайно толстый. — Уатт руками показал, какой огромный в обхвате этот Лэрд.
— Разве можно от такого заскучать? — рассмеялась Мадлен. — Увлекательная история. Настоящая жизненная драма. Ваше занятие, наверное, кружит голову. Надо приспособиться к темпераменту людей, постараться их понять. Оставаться честным и в то же время заработать как можно больше.
Уатт Макнил окинул ее серьезным взглядом.
— Очень многообещающе, Мадлен. Вам надо идти в бизнес.
— Я это и собираюсь сделать. Не только моделировать украшения, но и открыть магазин. Много магазинов.
— Вы все уже спланировали, — улыбнулся он.
— Все. Кроме одного. Откуда взять денег. Впрочем, это меня пока не тревожит. Разберемся.
— Уверен, что разберетесь. — Уатт допил виски и поставил стакан в бар. Остаток пути они говорили об Анне. Она решила назвать ребенка Рэндэлом IV, если родится мальчик, и Оливией, если родится девочка. Макнил тоже был обеспокоен тем, как прибавила в весе дочь. И расстраивался, потому что в ближайшее время она не сможет завершить образование. Но зато был доволен тем, как она радовалась предстоящему материнству.
На окраине Раштата Уатт открыл справочник и скороговоркой зачитал:
— «Некогда город являлся резиденцией правителей Бадена. Имеются два огромных дворца… барокко и рококо. Один из них больше и грандиознее, чем Версаль…»
Водитель свернул на ведущую к Рейну узкую улочку и остановился напротив «Адлера». К тому времени, когда отец Анны отметился у портье, пробило почти восемь. Они разошлись по своим комнатам, которые располагались с противоположных сторон коридора. Мадлен переоделась во что-то более официальное, а Уатт Макнил — наоборот, в менее формальное. И затем встретились внизу, чтобы отправиться на ужин.
Один из самых потрясающих шеф-поваров в округе, Рудольф Катценбергер не только владел «Адлером», но и предводительствовал на кухне. При входе в главный зал располагалась выставка старинных меню. В очаге горел огонь. Окна украшали ситцевые занавески, стены — картины и букеты цветов. С потолка свисали старинные деревенские лампы. На покрытых полотняными скатертями столах стояли вазы с живыми цветами, красовались изящный фарфор и антикварное серебро.
