— Много, — просто, без мужского тщеславия ответил он.
Очевидно, он ставил всех бывших у него женщин на равную с собой ногу, ни в коей мере не относясь к ним всего лишь как к одержанным победам.
— Я нравился… В какой-то момент я действительно этим увлекся.
Ее словно окатило ледяной водой. Она ревновала! Возможно ли это? Да еще уязвило, что сама она еще не его любовница. Вспомнился муж. «Почему женатые мужчины не обращают в бегство свои жертвы? — часто повторял Марк. — Почему женщины такие дурёхи?» «Ну не смешно ли! — подумала она. — Он мне открытым текстом заявляет о своей ветрености, а мне хочется быть его любовницей. Как ему это удается?»
* * *
— А ваша жена в курсе?
— Ни в коем случае, — ответил он с серьезностью, в которой сквозила любовь к жене и твердое намерение оградить ту от ненужных переживаний.
Однако он сам себя обманывал. Полина вновь испытала укол ревности, ее ожгло, с какой нежностью он говорил о жене. В его ответе ей слышалось не то, что Бланш Андре обманута, а то, что она любима.
«Но как же получается, что никому не удается держать свои измены в тайне, а вот ему удается?!» — пронеслось у нее в голове. Она пыталась отделить зерна от плевел. Что представляла собой, в сущности, его любовная жизнь? Ее охватывало сомнение, начинала кружиться голова, когда она думала о том, что можно скрыть от всех множество любовных историй. Она задавалась вопросом: а не принадлежит ли отныне и она к когорте его любовниц? Ей так хотелось быть единственной. А выходило, что этому не бывать.
— А как теперь?
— Теперь, — отвечал он, — настала другая жизнь. Я сполна расплатился за прошлое. — И вновь солгал самому себе: — Я завязал, поскольку делал всех этих женщин несчастными. Они желали встреч со мной, но я не был свободен, я любил жену и говорил им об этом, а они не хотели этого понять. Дурацкая ситуация.
Она молчала, задумавшись над тем, что могут собой представлять чрезмерные чувствительность и интерес к женщинам, проистекающие из темперамента: клубок, в котором переплелось всё — наслаждения и беды, удовольствия и погибель. И все же, несмотря на промелькнувшие перед ней видения — предвестники мук, она желала принадлежать ему. Возможно, ею он увлечется больше обычного. Она будет единственной, неповторимой, потому что так оно и есть. «Какая я тщеславная», — подумала она, не в силах ничего с собой поделать. Он рассматривал ее, как рассматривают предмет — молча, с улыбкой. Тут она и брякнула:
— Повезло вам, что вы встретили меня, когда я была одна, без мужа.
— Да что вы говорите?! И оба рассмеялись.
* * *
Игра игрой, но он заговорил и серьезно:
— Почему вы считаете, что правило: супруг или супруга превыше всего — не соблюдается? На ваш взгляд, этого не должно быть?
Он намеренно задавал все эти вопросы. Рассуждать вместе с этой женщиной, за которой он ухаживал, входило в его планы: изложить ей свои взгляды, расставить точки над «i». У него на все были свои ответы, четкие и свободные от условностей. Он пустился в долгие рассуждения.
«Конечно, я так не считаю», — собиралась ответить она, но не успела.
— Видите ли, есть люди, считающие, что обман или, скажем иначе, супружеская неверность доказывает, что у пары не все в порядке. Я же так никогда не считал. Любишь кого-то вне брака не потому, что в семье разлад, но потому, что испытываешь потребность в некоем потаенном внутреннем саде. Мне случается думать, что я и женился-то только для того, чтобы обзавестись тайнами.
Объяснения, даваемые им жене по поводу своих измен, были совершенно иного рода. Полина никак не могла об этом знать; он говорил весьма убежденно, и она поверила. Однако, не зная, совпадают ли их убеждения, предпочла промолчать.
* * *
— По натуре я не муж, а любовник. Меня влечет женственность. — Голос его превратился в нежный шелест, сам он был в эту минуту необычайно трепетным и при этом отнюдь не смешным. — Не все мужчины таковы, — добавил он, словно требовалось растолковать ей качество, которое он себе приписывал. — У многих это просто блажь. Одному невмоготу видеть ноги любовницы, и он бросает ее. Другому неприятна слишком белая кожа. Есть у меня один друг, который не выносит цветных женщин. Все это отговорки, на самом деле эти мужчины не любят женщин.
Она рассмеялась.
— А ваш муж — он муж или любовник?
— И то, и другое.
— Это невозможно, ведь речь идет о типе. Ты или то, или другое. Ну так что?
— Он скорее муж.
— Так я и думал.
Ей не понравилась его излишняя уверенность, ведь речь шла о незнакомом ему человеке. Однако он затеял галантную игру с жесткими правилами, в которой в жертву кому-то одному приносятся многие.
— Я уверен, вы очень нежная, — вдруг ни с того ни с сего заявил он. — Все, должно быть, думают обратное и ошибаются.
Он вновь заговорил своим особым задушевным голосом. И тут произошло нечто поразительное: буквально за долю секунды она вспыхнула и стала напоминать покрасневший на солнце помидор. Говоря это, он не был ни пьян, ни даже навеселе. Он был искренен. Чтобы понять или просто поверить в то, что так бывает, достаточно представить себе, как быстро между нравящимися друг другу людьми устанавливаются короткие отношения. Они обо всем могли поведать друг другу и догадывались, что становятся словно родными. Впрочем, это сродство, действительно существующее между ними, превосходило их, им еще требовалось добраться до него; пока же она заблудилась в своих чувствах, а он пытался как-то определить тот строй отношений, что образовался меж ними, сравнить его с прочими, и не мог — это было ни на что не похоже.
Он поставил локти на стол и приблизил свое улыбающееся лицо к лицу Полины:
— От чего вам бывает хорошо? Что вам по-настоящему помогает жить?
— Мой сын, — не задумываясь, с улыбкой отвечала она. — Когда я прижимаю его к себе, одеваю, мне кажется, в моих руках сама жизнь.
Он молчал, не прерывая ее. Она поняла, что мысли его витают где-то далеко. Говорить с ним о ребенке было неделикатно, и она перевела разговор на другое:
— Большое действие на меня оказывает музыка. Не знаю, смогла бы я жить без нее… Порой мне приходит в голову: со смертью я лишусь музыки. И сожалею об этом более всего…
Она снова покраснела. Почему она все это ему выкладывает? Почему рассказывает ему о себе то, о чем никому не говорит?
— Как хорошо, что есть уши! — рассмеялась она. Он словно перестал ее понимать. Она изменила тон.
Она гораздо моложе его, и в иные мгновения эта разница в возрасте вдруг бросалась в глаза.
Вглядевшись в нее, он подумал: «Да нет, она не глупа, просто юная совсем».
Она посерьезнела.
