Неожиданно для Лизы Жанна вдруг спросила:
— Ну что, пойдешь на пробы? А то меня куда-то понесло не в ту степь.
— Какие пробы? — не поняла Лиза.
— На собеседование. Это я так пошутила — про пробы. Говорю же, нам нужен секретарь, но не пустоголовая девчонка, которая перебирает бумажки и отправляет факсы, а помощник редактора. Человек, который разберется во всех этих съемках и заказчиках, будет договариваться, извиняться, планировать, перетасовывать график, учиться делать что-то из текстов, а параллельно станет соведущим моей программы.
— Соведущим?
— Да. Программу мы вели вместе с коллегой, но она уходит на федеральный канал, и ей нужна замена. Мне кажется, что ты идеально подойдешь — и внешне, и голос у тебя отличный. Первое время я тебе помогу писать тексты, искать информацию, а потом сама научишься. Захочешь — перейдешь из секретарей в корреспонденты, у нас это не проблема.
— Я не подойду.
— Кто тебе сказал? Я, как работник кабельного телевидения со стажем, говорю, что ты просто супер. Если то же самое скажет наш генеральный — а он лично проводит собеседования, — тогда можешь не сомневаться, так и есть. Но я не ошиблась.
Совершенно потрясенная, Лиза согласилась прийти на студию и поговорить с генеральным директором. Жанна обрадовалась:
— Вот видишь, я же говорила, что все будет замечательно. Я уже чувствую, что мы с тобой сработаемся. И в плане передачи, и в плане вообще. Наша последняя секретарша была настолько тупая, что путала управу с муниципалитетом, могла назначить три съемки на одно и то же время и вечно теряла важные бумаги. Мы так радовались, когда ее наконец-то уволили! Она была чья-то дочка или внучка, поэтому продержалась целых три месяца до конца испытательного срока — генеральный надеялся, что девица научится. Но она была безнадежно бестолкова.
…Вот так в Лизиной жизни начались очередные перемены. Папа и мама Аня идею работать на телевидении приняли на ура, генеральному директору Лиза понравилась. Павел Петрович хоть и обещал вырвать от горя все волосы, но отпустил помощницу, и вскоре Лиза воцарилась в стеклянной будке. Будку делили на троих с главным редактором и архивариусом, двумя уже немолодыми женщинами. Вокруг будки кипела телевизионная жизнь — в монтажных постоянно спорили, в студию провожали гостей, на стене у графика съемок толпились съемочные группы, архивариус бегала туда-сюда, разнося кассеты, редактор судорожно строчила и правила тексты, а две корреспондентские располагались в конце коридора — вот там было затишье. График работы корреспондентам придумал генеральный директор, и девочки уверяли, что он идиот. Первая смена работала с 8.00 до 17.00, а вторая — с 13.00 до 21.00. Если даже у корреспондента не было назначено ни одной съемки, сданы предыдущие тексты и не находилось в работе передачи, все равно приходилось отсиживать на месте от и до.
— Наш генеральный — бывший исполкомовец, — объяснила Лизе Жанна, — он привык в своем исполкоме дрыхнуть с девяти до восемнадцати ноль-ноль. Что такое «работа на результат», он не понимает. Зато понимает, что такое «отсидеть от и до».
Девочки-корреспонденты полировали ногти, красились, вязали, раскладывали пасьянс «Косынка», лениво просматривали журналы мод и сплетничали. Интернет жестко фиксировался, за книжки штрафовали, поэтому набор занятий ограничивался вышеперечисленными, а когда начальство было на месте — исключительно сплетнями, чтобы не застукали на месте преступления с тушью или спицами в руках. Долго и вдохновенно перемывали кости актрисам, певицам, общим знакомым, друг другу — это не мешало сохранять некое подобие приятельских отношений.
— Я где-то слышала, что телевидение — это страшный гадючник, — призналась Лиза, — но здесь ничего такого не замечаю.
— Правильно, мы ведь кабельное. На федеральном есть что делить, потому что там есть крутые передачи, огромные зарплаты и интриги. А у нас все корреспонденты работают одинаково — в две смены, у всех одни и те же съемки, и каждый может взять себе передачу, дабы подработать, или выйти в выходной день. Единственное: есть более приятные съемки, а есть менее приятные, есть суперответственные, есть необязательные. В этом — разница. Но это уже умение подлизаться к главному редактору, не всем оно интересно. Мне вот совершенно не интересно — куда пошлют, туда и поеду, а унижаться не стану.
— А мне нравится Соня, она очень приятная.
Жанна засмеялась:
— Не бойся, не настучу. Главредша — она очень приятная, особенно в первые дни и особенно если снять с нее половину обязанностей. А если ты корреспондент и она может тебя гонять, она не утерпит, но власть покажет. В каждой мелочи покажет. Сонька — она себе на уме, но вообще неплохая.
Вместе с новой работой Жанна подарила Лизе дружбу. Лиза долго не хотела в это верить, но потом оказалась перед фактом — из вежливости не станут так старательно приглашать попить кофе, приходить общаться в перерывах, рассказывать о себе, расспрашивать — даже самый вежливый человек на это не способен.
Как-то Жанна пригласила Лизу на день рождения.
— Мне завтра будет — ужас сколько — двадцать четыре года. В субботу отмечаю. Приходи, пожалуйста.
— А где ты живешь?
— Живу я здесь недалеко, но отмечать буду у родителей. У нас с мужем квартира очень маленькая, поэтому негде собрать гостей, а родители с удовольствием принимают у себя и еще помогают готовить.
Жанна ни за что не призналась бы, что на самом деле в квартире, где они с мужем живут, прекрасно хватает места для гостей, когда день рождения у мужа. Но ее друзей муж не любит, запрещает приглашать даже просто посидеть вечерком и говорит, что, если все эти тупые овцы, да еще Жаннины родственнички, соберутся вместе в его доме, он пойдет и повесится. Поэтому приходится справлять дни рождения у родителей [[1]История первого брака Жанны подробно рассказана в книге С. Чирковой «Два берега».].
— У меня родители вообще супер. Да и все родственники. А ты с родителями живешь? — вдруг спросила она у Лизы.
— Наполовину. Я живу с отцом и с мачехой.
— Надо же, как необычно.
— Почему?
— Обычно при разводе ребенка оставляют с матерью, поэтому живут с матерью и отчимом, а не с отцом и мачехой.
— Моя мама умерла.
— Ой… извини.
Лиза успокоила подругу:
— Не за что… ты же не знала. Когда она умерла, мне уже было восемнадцать лет, и я сама решила жить с папой, его женой и двумя сводными братьями. Могла жить одна — от мамы квартира осталась.
«Видела бы ты ту квартиру!..» Три года назад Роман предложил Лизе сделать ремонт в ее квартире, благо она работала в строительной фирме, а потом сдать в три раза дороже, и Лиза впервые после переезда зашла в отчий дом. Она пришла в ужас. В детстве облупленные стены, сломанная мебель, тараканы, черная ванна казались ей нормой — ведь мама никогда не обращала внимания на быт, призывала отречься от мирского и суетного, но теперь, после уютной и чистенькой квартиры отца, ее затошнило. Лиза наняла бригаду веселых молдаван, за которыми обещал присмотреть лично один из прорабов Павла Петровича, и через два месяца увидела уютную крошечную однушечку в голубеньких тонах — хоть сейчас переезжай и радуйся. Роман и Аня намекали, что не обидятся, если Лиза захочет жить отдельно, но Лиза не захотела.
