Когда Эффи поднялась к себе на третий этаж, то хотела только одного – усесться с бутылкой перед телевизором. Вставляя ключ в замочную скважину, она мысленно взмолилась, чтобы дочка была уже в постели. Мэджик действительно спала на диване, на ее лице отражался свет гирлянды, украшавшей искусственную елку. Отец, присматривавший за внучкой в отсутствие Эффи, сидел на кухне за пластиковым столом. Он протянул ей открытку и улыбнулся:
– От брата.
– Отправь обратно, – сказала Эффи, выкладывая покупки на кухонный стол.
– Там деньги, – сообщил Рональд.
– Возьми себе.
– Эффи Уайт, ты упрямая как осел!
Рональда раздражало, что как он ни пытался, но не мог убедить дочь не держать зла на Кертиса и простить брата. Да, он не раз признавал, что СиСи мог бы уладить вопрос как-то помягче, но при этом убеждал дочку, что она тоже виновата в сложившейся ситуации. Он делал все возможное, чтобы попытаться убедить дочь отпустить прошлое и жить дальше – перестать полагаться на государственные дотации и начать пользоваться замечательным инструментом, который подарил ей Господь, настоящим талантом. Но Эффи просто не слышала, даже когда отец переходил на крик, а это случалось почти всякий раз, когда Эффи напивалась. А напивалась она частенько.
Эффи не хотелось снова ссориться с отцом. Она подошла к дивану и погладила девочку по щеке.
– Малышка, пора в кроватку, – сказала Эффи и поцеловала Мэджик.
– Ты такая же упрямая, как твоя мать, – продолжил Рональд.
– Иди домой, пап, – отмахнулась Эффи, взяла Мэджик на руки и пошла в комнату.
Там Эффи пробыла, пока не услышала, как отец тихонько закрыл за собой дверь, после чего отправилась на кухню и полезла в шкаф, помялась немного и закрыла дверцу, не взяв бутылку. По телевизору показывали рекламу концерта в честь юбилея «Рэйнбоу Рекордс». Звук оглушил Эффи, словно рев трубы, она села на диван и уставилась на экран. Девушки улыбались и пели «Зимнюю сказку», а потом исполнили песню, ставшую своего рода гимном группы, – «Девушки мечты». Эффи закрыла глаза и прислушалась к звукам собственного голоса.
Реклама давно закончилась, началась какая-то передача, а Эффи все так и сидела с закрытыми глазами. Она не слышала телевизор, в ушах звенели слова отца «ты упрямая как осел!». Эффи редко бывала трезва в последнее время и сейчас, в редкую минуту трезвости, пришла к единственно возможному решению: завтра она пойдет в офис к Марти и снова станет заниматься своим делом – строить карьеру певицы. И не только ради самой себя, но и ради дочери.
7
Джимми, как ни старался, не мог остановиться, его правая нога сама притопывала. Как будто он уже на сцене, танцует джигу, и брюки-клеш развевались в прокуренном воздухе, наполнявшем комнату в доме Кертиса и Дины. И хотя стереопроигрыватель играл его собственную песню «Терпение», Джимми слышал музыку, тихо звучавшую в гостиной. Донни Хатэвэй, «Рождество». Да, сгладили старину Донни, подумал Джимми. Нет, ничем нельзя перебить лучший хит Донни «Гетто» – музыканты бьют в бонго, Донни подыгрывает на органе и импровизирует, прильнув к микрофону. Вот это драйв, подумал Джимми. А потом Джеймс Браун спел: «Скажите это вслух: я черный и горжусь этим!» Все настоящие соул-исполнители своей музыкой положили начало движению за права чернокожих, тем самым выразив солидарность со своими братьями на улицах, которые как настоящие воины сносили водометы, укусы полицейских псов и удары дубинок. Как воины и как настоящие мужчины. Это тебе не ерундистика, которую Кертис проталкивает в чарты. Джимми чуть ли не рот пришлось рукой затыкать, так хотелось озвучить эти мысли, но даже в наркотическом угаре Джимми понимал, что катить бочку на Кертиса не стоит. Особенно когда пытаешься убедить своего менеджера, что пора повести Джимми Эрли и «Рэйнбоу Рекордс» в новом направлении.
Голоса Лоррелл и Джимми на пластинке переплетались. СиСи кивал головой и тихонько подпевал, взяв за руку Мишель, которая не так давно обнаружила, что влюблена в своего продюсера. Лоррелл положила руку на колено Джимми, а второй тихонько поглаживала бой-френда по спине в надежде успокоить, а он волновался и кусал ногти. Запись закончилась.
В комнате надолго повисло молчание. Джимми, Лоррелл, СиСи, Мишель и Дина затаили дыхание в ожидании вердикта Кертиса, который почти всю песню прослушал с закрытыми глазами. Наконец он заговорил:
– Хорошо. Действительно хорошо.
Джимми одернул джинсовую куртку, расшитую стразами, пододвинулся к краю дивана и улыбнулся во весь рот. Сильнее голова кружилась только у СиСи, который чуть ли не всю песню сидел не дыша. Он волновался так же – если не больше, – как Джимми: ведь если Кертис одобрит новый сингл Джимми, это повысит шансы СиСи превратить их компанию в своего рода социальное зеркало, ведь сейчас соул-исполнители и все чернокожие артисты как никогда солидарны с борцами за права афро-американцев.
– Мы решили сделать тебе сюрприз, Кертис, – взволнованно сказал СиСи. – Поэтому несколько опередили события и сами записали песню.
– Ага, типа подарка к Рождеству, – с улыбкой поддакнула Лоррелл.
– А СиСи поставил номер, – добавила Мишель, с гордостью похлопывая СиСи по руке.
Дина тоже взяла СиСи за руку:
– Очень сильная вещь. Мне нравится.
– Говорю тебе, Кертис, – вмешался Джимми, – именно это мне сейчас и нужно. Как ты все время повторяешь, брат. Новое звучание.
– Но все же это политическая песня, – бесстрастно заметил Кертис.
Шум в комнате тут же стих. Все замерли, и улыбки сползли с лиц.
– Но это же правда, – возмутилась Мишель, единственная из присутствующих, кто не понимал, что Кертису плевать на ее убеждения. – Я возмущена. Мой брат во Вьетнаме, сражается в бессмысленной войне, и я возмущена.
Вдохновленный словами своей девушки и, возможно, немного напуганный, что она сейчас перегнет палку, СиСи вставил свои пять копеек:
– Да, Кертис. Разве музыка не должна выражать чувства людей?
– Нет, – сказал Кертис, поднимаясь с места. – Музыка должна продаваться. Доверься мне, Джимми, мы подберем тебе какой-нибудь новый материал. Пойдем, Дина, я хочу, чтобы ты кое с кем встретилась, – с этими словами он направился к двери, тут же выбросив из головы песню Джимми. Смущенная Дина тоже встала с дивана по команде мужа. – И расстегни рубашку, брат, это портит твой имидж.
Дина посмотрела вслед Кертису, потом подошла к Джимми, который устало опустился на диван.
– Прости, Джимми. – Дина тронула его за плечо.
Потом еще раз повторила извинения, обращаясь к остальным, но никто не удостоил ее ни ответом, ни взглядом. Все словно оцепенели, кроме Джимми, который достал из кармана куртки маленький блестящий пакетик и сделал дорожку прямо на журнальном столике.
– Дорогой, ну не сейчас, – поморщилась Дина, качая головой.
