Майк сел и, нащупав в темноте ее руку, усадил девушку рядом с собой.
Никогда в жизни София не оказывалась в такой непроглядной тьме! В кабину не проникал ни один лучик света.
Майк обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Не возражаешь? — прошептал он.
Возражаю? Вот еще! София положила голову ему на грудь, прислушиваясь к спокойному, размеренному биению сердца.
Вдруг у него заурчало в животе. София хихикнула.
— Есть хочешь?
— Я сегодня не ужинал. Жаль, что сюда нельзя заказать пиццу. Помнишь ту, что мы заказали несколько недель назад и так и не попробовали? — произнес Майк.
У Софии запылали щеки: она слишком хорошо помнила, что отвлекло их от пиццы.
— У меня в сумочке есть сырные крекеры, — предложила София. Нашарив сумочку, она на ощупь нашла там целлофановый пакетик.
— Да ты настоящий скаут! — улыбнулся Майк. — Всегда готова.
— Ошибаешься, я никогда не была скаутом, — ответила София.
— Почему?
— Мне очень хотелось, но у мамы не было денег на форму и снаряжение.
София разорвала пакетик и протянула Майку крекер.
— Похоже, вы были очень бедны. — Майк долго молчал. — Наверно, для тебя это было нелегко.
— Нелегко? — фыркнула София. — Да ты не представляешь, что это такое!
— Ты права, — ответил он, — не представляю.
— А каким было твое детство? — спросила она. — Кто твои родители? Где ты рос?
Что ж, София упрощает ему задачу, подумал Майкл. К тому же в чернильной тьме, не видя собеседника, исповедоваться куда легче. Стряхнув с пальцев крекерные крошки, он привлек ее к себе. До чего же здорово чувствовать, как она прижимается к нему! Майкл зарылся носом в ее волосы, вдохнув их сладкий аромат. Какое блаженство!
— Мамы давно нет в живых, — начал он. — Она умерла пятнадцать лет назад. От рака.
— О, Майк!
— Она была удивительной женщиной.
— Когда мне было восемнадцать, у моей мамы случился инсульт. Я знаю, каково это — когда близкий человек тяжело болен. А твой отец? — спросила она.
— Жив и здоров, слава богу.
— Где он живет?
Настало время признаться. Но нет, не сейчас! Сперва он должен убедиться, что она готова вручить свою судьбу Майку. Лишь когда она пройдет испытание и докажет свою искренность — тогда, и не раньше, он расскажет правду о себе. Однако и лгать Майкл больше не мог.
— Отец живет здесь, в Финиксе.
— Почему же ты никогда не говорил, что Финикс — твой родной город?
Майкл почувствовал, что пора сменить тему.
— Расскажи о своем отце.
В тот же миг Майкл ощутил, как София напряглась и чуть отстранилась от него.
— Мой отец был лгуном и обманщиком, — жестко ответила она. — Он уверял маму, что любит ее и готов жениться, а сам хотел только затащить ее в постель. А ей было всего семнадцать, и она совсем потеряла голову от любви.
— А потом забеременела.
— Да, — прошептала София.
Майкл молчал — да и что тут можно было сказать? По боли и гневу в ее голосе он понял, что София так и не простила отца.
— Когда мама рассказала ему о беременности, он потребовал, чтобы она сделала подпольный аборт. Ему было плевать и на нее, и на меня. Но мама отказалась отнимать у меня жизнь. А потом узнала, что он уже женат. Представляешь?
— К сожалению, такое случается. Догадываюсь, как тяжело пришлось твоей матери.
— Тяжело — это мягко сказано. Ее родители пришли в ужас. Отправили ее в другой город к тетке и потребовали, чтобы она отдала меня на усыновление. Но мама отказалась: ведь я была единственным, что у нее осталось.
Теперь Майклу многое стало ясно: недоверие Джанет к мужчинам, преданность, которую София испытывала к матери, ее желание выйти замуж за человека, который сможет обеспечить семью. Майкл ощутил глубокое сострадание к Джанет. Несчастная женщина, страшась, что дочь пойдет по ее стопам, внушила Софии страх перед любовью. Но она хотела для дочери только хорошего — того, чем обделила жизнь ее саму.
— А что же твой отец? — спросил Майкл. — Он как-нибудь давал о себе знать?
— Слава богу, нет. Вскоре после этого его призвали в армию. Он погиб во Вьетнаме.
София вздрогнула. Майклу показалось, что она плачет, и он крепче прижал ее к себе.
— Не надо, София. Все хорошо.
— Нет! — выкрикнула София. — Не смей меня утешать! Как ты не понимаешь! Из-за него мама так и не узнала счастья! Она боялась довериться мужчине, пряталась от людей, ни с кем не встречалась! Боль и обида разъедали ее изнутри, пока не привели к инсульту, и она стала калекой — это в тридцать семь лет!
Майкл осторожно смахнул с ее щек горячие слезы. Какая нежная у нее кожа! Он едва удержался от искушения припасть к ее губам.
«Не надо! — предупредил внутренний голос. — Не делай этого, пока все между вами не прояснится!»
— Конечно, поступок отца повлиял и на меня, — призналась София. — На мое отношение к мужчинам. — Она тяжело вздохнула. — Я думала, все, что мне нужно, — симпатичный человек с хорошей работой, который сможет обо мне позаботиться. Никогда не солжет, не обманет, не использует меня в своих целях.
Майкл молчал, понимая, что ей надо выговориться — слишком долго все это копилось внутри.
— Видишь ли, — продолжала она, — мама рассказывала, что между нею и отцом с первой же встречи возникло притяжение. — Она прищелкнула пальцами. — То, что в романах называется «испепеляющая страсть».
— Как между нами. И ты боишься, что я окажусь похож на твоего отца? — спросил Майкл.
— Знаю, это звучит как бред, но постоянные предостережения мамы внушили мне убеждение, что сексуальное влечение дурно и опасно. Я считала, что мои отношения с мужем должны строиться на честности и общих интересах, а не на каких-то там гормональных штучках. Но тебе удалось все изменить, — продолжала она.
— Мне?
— Рядом с тобой я чувствую что-то невероятное, — шепотом призналась София.
Майкл схватил ее за обе руки, поднес их к губам и покрыл поцелуями.
— Милая моя, и я чувствую то же самое!
— И ты? Правда?
— А ты сама не видишь?
— Майк, ты ведь не лжешь мне, правда? Если ты меня обманешь, я этого не вынесу!
— О, София!
Но он уже ее обманул! И как теперь выпутаться из этой паутины лжи? Как объяснить ей, что он не тот, кем притворяется, что обаятельный и беззаботный курьер — всего лишь часть его «я»?
— Куда ты теперь поедешь? — спросила она. — Будешь ли навещать отца?
