С Ричардом Майлзом говорила уже другая Камилла Роберте. Еще не новая, но уже и не прежняя. Она изменилась.
– Здравствуй, Камилла. Я рад, что ты мне позвонила. У тебя какие-то проблемы? – Ричард говорил сдержанно, но дружелюбно, словно прощупывая почву перед заключением сделки.
– Как ты посмотришь на то, что я приму твое предложение и снова перееду к тебе? – спросила она без всяких предисловий.
– О Боже, дорогая, неужели это правда? – Ричард не мог скрыть искренней радости, чем очень растрогал Камиллу, ожидавшую вполне справедливых упреков. – Я буду только счастлив.
– Спасибо, Ричард. С некоторых пор я научилась ставить истинную дружбу выше романтических мечтаний.
– Отлично, дорогая. Я сделаю все, чтобы ты никогда не пожалела о своем решении.
В тот вечер Адам Лестер допоздна задержался на работе. Он сидел за письменным столом, читая и перечитывая письмо, полученное днем. Какое-то время он смотрел на телефон, и его рука уже потянулась к трубке, но он так и не взял ее.
Перед тем как сжечь, он прочел письмо в последний раз. В нем говорилось:
Дорогой Адам, для меня мучительно писать тебе эти строки не только потому, что это следовало сделать много раньше, но и потому, что они причинят боль не только мне, но и тебе.
У меня состоялся серьезный разговор с Ричардом. Не скрою, что отношения с ним имели и имеют для меня огромное значение. Наверное, мы поженимся.
Я долго думала о нас с тобой и поняла, что совершила большую ошибку, увлекшись тобой, и еще большую, когда позволила тебе думать, будто наши отношения могут стать постоянными. Теперь мне стало ясно, что я стремилась убежать от себя самой, убежать от правды. Я так больше не могу.
Прошу тебя, забудь меня, прошу потому, что так будет лучше для нас. Вернись к прежней жизни. Люби тех, кого предназначено любить, а меня вычеркни из памяти. Со своей стороны я тоже постараюсь все забыть. Это единственный выход для нас обоих.
Пожалуйста, пожалуйста, не звони и не пиши мне. Если решишься сделать это, то я не стану отвечать, чтобы не причинять нам еще больших страданий.
Будь счастлив и прощай.
Камилла.
Адам не чувствовал, что в глазах его стоят слезы, когда смотрел, как горит в пепельнице скомканное письмо, как по нему ползут маленькие языки пламени, пожирая его, а тем временем мертвящая пустота заполняла его душу. Он никогда не думал, что подобная минута может настать. Впервые после смерти Сузан он позволил себе забыть об осторожности и беспечно доверил свое сердце другому человеку, снова поверив в любовь. Каким надо быть наивным, чтобы решить, будто чудо может свершиться дважды! Боже, как он заблуждался!
Едва Камилла переехала к Ричарду, как он сразу понял, что в ее жизни произошло нечто ужасное. Она выглядела так, словно только что потеряла любимого человека. В манере поведения появилась сдержанная отстраненность, с красивого лица не сходила печаль. Она напомнила ему мать, когда та, будучи еще молодой женщиной, потеряла, горячо любимого мужа.
Ричард ни о чем не расспрашивал Камиллу, догадываясь, что ее переживания глубоко личные и наверняка связаны с Адамом Лестером. Он старался быть по возможности рядом с ней и терпеливо ждал, когда она оправится от пережитого. Как бы сильно ни страдала Камилла после разрыва с Адамом, – а Ричард не сомневался, что между ними произошел именно разрыв, – рано или поздно рана в ее сердце заживет. Ему оставалось только всеми силами помогать ей в этом и не досаждать ненужными вопросами. Когда она почувствует, что пришло время, – если оно вообще придет, – то сама все расскажет ему.
Ричарда безмерно восхищали стойкость и независимость Камиллы. И он старался стать для нее скорее другом, чем возлюбленным, пытался создать вокруг нее атмосферу, в которой бы ей свободно дышалось. Ненавязчиво он снова предложил Камилле заняться живописью. Сначала она с готовностью взялась за кисти и краски, но потом с виноватым видом произнесла:
– Не получается, Ричард. Не торопи меня. В конце концов, все наверняка образуется. И не тревожься так обо мне: я этого не стою.
Но Ричард был иного мнения, и ему не становилось от этого легче. К тому же сложившаяся ситуация лишь усугубляла его мучения. С одной стороны, он был вынужден сохранять дистанцию, поскольку Камилла явно не могла и не хотела делиться с ним своими горестями. С другой – не мог не помнить, что сделал ей предложение до того, как она встретила другого мужчину, а она ответила согласием лишь после того, как в их отношениях что-то не заладилось. Это смущало Ричарда и заставляло нервничать. Особенно теперь, когда он понял, как много Камилла значит для него. Но выбора у него не было.
Проходили недели, но настроение Камиллы не менялось. Более того, она становилась все замкнутее и отчужденнее. Ричард уже начал впадать в отчаяние.
И тут, как будто прежних бед им было мало, умер отец Камиллы. О печальном событии стало известно из телефонного звонка, раздавшегося поздно вечером. Камилла подняла трубку, молча слушала какое-то время, потом сказала несколько утвердительных слов невидимому собеседнику и подошла к Ричарду.
– Папа умер, – сказала она, сдерживая подступившие слезы. – Я должна ехать домой и проследить за приготовлением к похоронам. Мне потребуется на это несколько дней.
Ричард обнял ее за плечи.
– Конечно, дорогая, – ответил он. – Мне поехать с тобой? Возможно, я смогу чем-то помочь, поддержать тебя.
Но она отрицательно покачала головой.
– Спасибо, Ричард. Я бы очень хотела, чтобы ты был рядом, но у тебя готовится выставка. Ты нужен здесь.
– Ты уверена? – спросил он, думая о том, что к боли, которую она чувствовала в последние недели, присоединится новая боль.
– Уверена.
Предельно сдержанное выражение ее лица как бы говорило, что все свои переживания она еще глубже затаит в себе. Камилла выглядела деловитой и озабоченной.
– Что ж, хорошо, – сказал Ричард, все еще обнимая ее за плечи. – Но, пожалуйста, звони мне каждый вечер. Обещаешь?
Камилла погладила его по щеке и улыбнулась.
– Обещаю, дорогой.
Но ее улыбка была невеселой.
Говард Робертс скоропостижно скончался от инфаркта. Поначалу смерть отца отодвинула на задний план страдания, которые терзали душу Камиллы в последнее время. Образ Адама Лестера затаился в самых дальних тайниках ее сознания, оттесненный новым горем. Она даже почувствовала себя как бы забывшей о прежних переживаниях и даже успокоенной, словно новая боль послужила болеутоляющим средством для старой.
Камилла держала себя в руках все то время, которое провела в Новом Орлеане. В аэропорту ее встретила мать. Сидя в машине, она смотрела на улицы города, выглядевшие такими непохожими на улицы Балтимора.
