Тот с ходу яростно набросился на Кена:
— Я хочу забрать мои бумаги, а кретины, которых вы здесь поставили руководить, не позволяют мне пройти в складские помещения. Одному Богу известно, по чьему распоряжению.
— По моему, — коротко осадил его Кен. На столе лежал номер местной газеты, и Кен нахмурился, увидев на первой полосе фотографию Грейс. Грегори явно тоже заметил ее и гнусненьким голосом протянул:
— Маленькая мисс Мастер На Все Руки. Что ж, скоро все узнают, что она собой представляет.
— Что вы имеете в виду? — сурово спросил Кен, заметив злорадный блеск в его блекло-голубых глазах.
— А вы как думаете? — ухмыльнулся Грегори. — Люди видели, как она выходила из вашего номера и кралась по коридору отеля рано утром. Ну и как она, хороша? Что ж, вы можете находить ее неотразимой, но сомневаюсь, что родители девчонок, которых она учит, будут того же мнения, когда об этом узнают. Директор школы, обманным путем проникшая в гостиничный номер мужчины и не покидавшая его до самого утра… — Грегори неодобрительно покачал головой. — Я не удивлюсь, если они потребуют ее увольнения.
Кен с упавшим сердцем слушал Грегори. Тот был так уверен в себе — просто непоколебимо уверен, — что вряд ли это был выстрел наугад. Кто-то действительно видел, как Грейс выходила из его номера.
Мозг Кена лихорадочно заработал в поисках способа защитить ее. Он сумел придумать только одно объяснение, которое могло бы спасти репутацию молодой женщины.
Смерив Грегори скучающим взглядом, он спокойно произнес:
— О, я так не думаю. В конце концов, что плохого в том, если помолвленная пара проводит ночь вместе?
— Помолвленная пара? — Грегори непонимающе уставился на него, но, к облегчению Кена, не попытался немедленно уличить его во лжи. Вместо этого он спросил: — Если это правда, то почему об этом никто не знает?
— Потому что мы решили до поры до времени держать это в секрете, — сухо проговорил Кен. — И вообще, это ни вас, ни кого-либо другого не касается… Ах да, кстати, — с кривой улыбкой продолжил он, — из объяснений моих бухгалтеров я понял, что их донимают налоговые службы по поводу неувязок в счетах, восстановленных вами взамен погибших при пожаре. Разумеется, — светским тоном добавил Кен, — мои бухгалтеры заверили налоговую полицию в том, что предоставят всю требуемую информацию.
Грейс с несчастным видом смотрела на свой стол. Как назло, сегодня вечером должно было состояться родительское собрание, где она намеревалась рассказать о своих планах увеличить объем внешкольных занятий, проводимых с детьми. Грейс содрогнулась. Можно догадаться, что теперь станет главной темой обсуждения на собрании!
Можно было также догадаться, сколько критики и неодобрительных замечаний обрушится на нее — и вполне заслуженно, мрачно сказала она себе.
Вломиться в номер Кена, напиться, заснуть в его постели, а затем, словно всего этого было еще недостаточно…
Я не создана быть учительницей или занимать ответственный пост, в припадке самоуничижения решила Грейс. И Джина Орвелл была права, предупреждая меня о том, что родители не будут закрывать глаза на то, что я сделала. Если бы только эта фотография не появилась в местной газете! Но она появилась, и… Грейс напряглась, услышав тихий стук в дверь.
Ее лицо залилось краской, когда в приоткрывшуюся щель просунулась голова учительницы математики Сузанн Сазерби, самой старшей из коллег Грейс. Она неуверенно сказала:
— С вами все в порядке? Вот только… Только — что? — потерянно подумала Грейс.
Вот только ты услышала сплетню и тебе интересно, правда это или нет, а если правда, то что я собираюсь в связи с этим делать?
— Сегодня моя очередь дежурить на игровой площадке, да? — спросила Грейс, избегая смотреть коллеге в глаза и отлично понимая, что та пришла вовсе не затем, чтобы напомнить об этой ее обязанности.
— О, но вы еще не успели перекусить, — запротестовала явно взволнованная Сузанн. — Я могу подежурить за вас, если хотите. — Она замолчала, а потом, смущенно взглянув на Грейс, добавила: — На площадке Джина Орвелл с несколькими родителями…
— Не волнуйтесь, — успокоила ее Грейс, когда голос женщины прервался. — Я догадываюсь, что происходит. Полагаю, и вы, и другие учителя уже слышали сплетни…
Грейс почувствовала, что храбрость начала покидать ее.
— Вы не очень хорошо выглядите, — посочувствовала ей Сузанн, явно искренне тревожившаяся за нее. — Почему бы вам не пойти домой?
Пока ситуация не ухудшилась настолько, что ничего другого мне не останется, кроме как уйти — и навсегда? Сьюзен это имеет в виду? — с горечью подумала Грейс.
— Нет, я не могу этого сделать, — ответила она.
Она вдруг и впрямь почувствовала себя больной. Сплетни, особенно сплетни такого рода, распространяются как лесной пожар — Грейс было это известно. Как скоро они дойдут до ее друзей и родных? До ее кузена… его родителей… ее родителей?
У Грейс засосало под ложечкой. Ее отец и мать, наслаждаясь прелестями жизни на пенсии, совершали длительное путешествие по Европе — длительное, но не бесконечное. Родители так гордились ею! Так гордились всем, что ей удалось сделать для школы! Как она им все объяснит? Скажет, что увидела в вестибюле отеля Кена Эдвардса — и мгновенно воспылала к нему неукротимым вожделением?
Вожделением. Когда Сузанн ушла, закрыв за собой дверь, Грейс тихонько застонала от отвращения к себе.
Но ведь то, что она испытывает к Кену, — не просто вожделение. Вожделение не затрагивает чувств так, как затронуты ее чувства. Вожделение не заставляет людей просыпаться среди ночи, плача от боли и разочарования из-за того, что узнали жестокую правду о любимом человеке. Ей стало еще хуже.
Меня не стошнит, ни за что не стошнит, сказала себе Грейс, но вдруг поняла, что именно это с ней сейчас и случится. Это нервное напряжение — и больше ничего, пыталась убедить она себя позже, идя на свой первый дневной урок.
Грейс подумала, не сходить ли к врачу, чтобы узнать наверняка, но вздрогнула, представив, какие новые сплетни поползут, если ее заметят в клинике. Нет, она не может пойти на такой риск!
Неужели еще совсем недавно она считалась образцом добродетели, превозносимым как родителями, так и департаментом образования? Неужели именно она получила предложение работать в самой престижной в округе частной школе?.. Грейс казалось, что это было совсем в другой жизни! Как она оказалась в такой ситуации? Ей приходилось слышать, что любовь называют одной из форм сумасшествия.
Любовь! Вот теперь она действительно утратила чувство реальности! Ни в коем случае ей нельзя считать, будто она любит Кена Эдвардса. Ни в коем случае!
Кен взглянул на часы. Весь день он провел, встречаясь с разнообразными людьми, но теперь наконец освободился.
