— Как ты меня нашла?
— Султан прибежал один, на седле была кровь.
— Прямо как в песне.
Тишина, которая настала вслед за этими словами, длилась бесконечно. Кэтрин, охваченная новым приступом ужаса, склонилась над Питером и увидела, что его глаз широко открыт и веко не дрожит.
— Вытащи ее.
— Питер, я не могу. Нужен врач. Я позову Пола...
Питер приподнялся на локте.
— Кто-то — если не ты — покушался на мою жизнь, так? Я не хочу дожидаться, пока убийца придет меня проведать. — Теперь он смотрел на нее прищурясь. Знакомая презрительная улыбка кривила его губы. — Что, струсила?
Кэт глубоко вздохнула:
— Ну, держись. Ты сам этого хотел. — И она схватила стрелу у наконечника.
Стрела вошла не так глубоко, как боялась Кэт, но глубже, чем подозревал Питер. Пока Кэт вытаскивала стрелу, раненый корчился от боли, вжимаясь лицом в землю, чтобы не стонать. Закончив, она приложила к ране свой скомканный носовой платок и бросила свою добычу на траву возле его головы.
— Боевая стрела, — промычал он, увидев наконечник.
— У меня таких нет.
— Я знаю. Давай скорее убираться отсюда.
Они справились, хоть им пришлось повозиться. К тому времени, когда Питер сидел в седле, держась обеими руками за луку и опасно качаясь, сзади па его свитере расползалось большое мокрое пятно. Кэтрин взяла поводья, и они тронулись.
— Питер, что ты делал на поляне?
Она сумела разобрать лишь слово «потом» и невнятное ругательство в адрес ветки, хлестнувшей его по лицу. Когда они выбрались на просеку, стало легче. Кэтрин вновь удивилась необычной тишине. Казалось, деревья замерли и чего-то ждут. Только скрип седла и ритмичный стук копыт нарушали безмолвие леса. Она обернулась, чтобы посмотреть, как там Питер. Он сидел, уронив голову на шею Султана. Кэтрин бросила поводья, и Султан остановился.
— Что такое? — спросил Питер, моргая глазами.
— Я лучше пойду рядом. — Она шлепнула Султана по боку. — Но, пошел!
— Подожди. Куда мы идем?
— Домой, куда же еще?
— Нет, стой. Нам надо поговорить... немедленно... ты не знаешь...
— Я знаю, что тебя пытались убить. Из твоих вопросов я поняла, что ты успел сунуть нос во все мои дела. И я предполагаю, что тот, кто покушался на твою жизнь, и тот, кто меня шантажирует, — одно и то же лицо. Ты считаешь, что здесь не обошлось без Шмидтов. Вполне возможно. Но есть много вещей, которых я не понимаю. Я не знаю, зачем шантажисту понадобилось сводить меня с ума, — ведь сумасшедшие не имеют права подписывать чеки. И я не понимаю, почему ты... ты...
Питер странным образом перестал падать на шею Султану, в его глазах промелькнул интерес. Однако последний недосказанный вопрос Кэтрин он оставил без ответа.
— До чего приятно разговаривать с человеком, не обделенным логикой, — пробормотал он, — все-то у тебя сходится. Но самое главное ты упустила. Вряд ли я смогу это тебе объяснить. Да я и сам не очень верю. Ты помнишь, какое сегодня число?
— Тридцать первое октября. А что? Питер театрально закатил глаза:
— Тридцать первое октября! Вспомни, Кэт! Вспомни, какой это день! Обыкновенные головорезы не убивают людей из лука. На поляне.
Кэт, в лесу, возле черного камня, возле ручья... Ага, вижу, тебе это тоже приходило в голову.
Они немного поиграли в гляделки. Кэт проиграла — даром что глаза были черные.
— Нет, — сказала она, — это невозможно. Почувствовав ее волнение, Султан ударил копытом и захрапел. Питер вскрикнул и схватился за плечо.
— Быстрее, — простонал он сквозь зубы, — скоро ночь, мы должны успеть до захода солнца.
Солнце село раньше, чем они вышли из леса. На западе полыхал закат, редкие пурпурные и черные облачка тащились через его зарево с севера на юг, как заблудшие овцы. В синих сумерках путники приближались к дому. Дом был темен, тих и казался безлюдным. Питер едва мог двигаться. Кэт втащила его в холл и только тогда перевела дух. Она не хотела возвращаться сюда, но больше идти было некуда. Не просить же помощи у Вольца! К счастью, слуг дома не оказалось. По крайней мере, Шмидты не показались, когда она вошла, — значит, не слышали.
Но они наверняка ее искали и могли появиться в любую секунду. Что, если они придут сюда и найдут их вдвоем с беспомощным Питером? А он почти терял сознание. У Кэт больше не было сил тащить раненого, во всяком случае на второй этаж. Она в нерешительности остановилась посреди сумрачного холла.
Может, пробраться на задний двор, где стоит машина? Нет, если Шмидты в кухне, то могут услышать шум двигателя. Есть иной способ позвать на помощь. Она доплелась с Питером до гостиной и уронила его на диван. Он слабо пошевелился и застонал. Кэт, потирая затекшие плечи, на цыпочках вернулась в холл, чтобы позвонить по телефону.
Мартин ответил сразу, будто ждал ее звонка. Он не удивился, не стал задавать вопросов, лишь дал несколько кратких указаний и обещал приехать немедленно. К счастью, таблетки хранились в аптечке в ванной на первом этаже. Мартин прописал их Кэтрин от головной боли, но она так к ним и не притронулась — из-за страха перед лекарствами.
Взяв еще кое-что, Кэт поспешила в гостиную. Когда она вошла, Питер пытался сесть на диване. Она хотела уложить его, но он не позволил.
— Нет, спать нельзя... — бормотал он, — Кэт, нам надо поговорить... у меня так кружится голова...
— Вот, выпей. — Она дала ему три таблетки и стакан воды.
— Что?..
— Это болеутоляющее. Как аспирин, только сильнее.
Питер был слишком слаб для споров. Он проглотил таблетки, но от воды отказался.
— Бренди есть?
— Может, не надо, Питер?..
— Дай бренди.
Она налила ему немного. Он выпил одним глотком и сел, спрятав лицо в ладонях.
— Ух! Сразу стало лучше. Боюсь, мне нужно сменить повязку. Только быстро. Мы поговорим, пока ты будешь меня перевязывать.
— Старайся не орать, — попросила Кэт, когда он лег на живот, — я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал, что мы тут.
— Я не могу орать, я слишком устал. Значит, ты думаешь, Шмидты замешаны?
— Я не знаю. Мне все кажутся подозрительными.
— Да, но это самое разумное в нашей ситуации. Слушай, у меня есть идея... Ой! Что это? Карболка?
— Нет, перекись водорода.
Он надолго замолчал.
— Ужасно хочется спать. Так о чем мы говорили?
— Я тебе говорила не пить бренди. Не шевелись.
Ее руки дрожали. В комнате было темно и холодно, но Кэт не осмеливалась зажечь свет. Она напрягала слух, надеясь уловить знакомое натужное тарахтение мотора. Из-за плотно закрытых окон не доносилось пи звука. В любом случае парадная дверь была открыта, и Мартин мог войти сам. Питер лежал так тихо, что Кэт испугалась, как бы он от боли не потерял сознания. В комнате стало совсем темно. Питера — знобило. В гостиной нечем было его укрыть, и Кэт решила принести одеяло из спальни.
