— Вам нужно жить отдельно, Рауль. Мерседес должна разобраться в себе и найти кого-то, кто ее будет устраивать. Тебе нет никакого дела до того, как она воспитывает своего ребенка, а ты их обеих только раздражаешь. Каждая ваша встреча — повод для скандала, а кроме того, в таких условиях она никогда не найдет себе мужчину.
— Как раз об этом мы и собирались поговорить с Мерседес утром. Я хочу предложить ей переехать к отцу. Он будет очень рад, и его вторая жена тоже, особенно если с ними переедет и Химена. Жаль, конечно, потерять такую классную экономку, но так будет лучше для всех. Тут есть одна женщина, она давно просит меня подыскать для нее работу по дому. Спрошу ее…
— Ты расстанешься с Хименой?
Он улыбнулся, и ревность Саманты немедленно улетучилась.
— Я расстанусь с ее бисквитами, но зато спасу свою фигуру.
Саманта улыбалась, а сама с тоской думала, сколько жизней разрушила Мерседес своим дешевым романом. Они с Раулем могли бы быть так счастливы, могли бы иметь своих детей… Перед ней сидел мужчина, которого она любила и уважала больше всех на свете, любит до сих пор и не перестанет любить до конца своих дней.
Он своими руками разрушил свое счастье, потому что спасал чужую жизнь и честь, а теперь одинок и страдает. Ее сердце готово было раскрыться, подобно цветку, но она вовремя вспомнила очень важное обстоятельство.
Рауль не изменил своего мнения о ней. Он не против заняться с ней любовью, поцеловать ее, переспать с ней, но они по-прежнему враги.
— Саманта…
— Чай уже совсем остыл.
— К черту чай!
— Ничего уже не изменить, Рауль.
— Ты так считаешь?
Она попыталась встать, уклониться от его объятий, но вновь очутилась на проклятой софе. Рауль целовал ее, невзирая на все попытки сопротивления, и его руки скользили по ее телу, а ее нога совершенно неожиданно обвилась вокруг его бедер…
Саманта все-таки увернулась от его жадного рта и прошептала первое, что пришло ей в голову:
— Мне надо позвонить Филу…
— Позже.
— Нет, сейчас, мне нужно…
— Ты что, настолько мне не доверяешь, что должна звонить адвокату даже в такую минуту?
Она вспыхнула и вырвалась из его рук, возбужденная и разгоряченная и его ласками, и его насмешкой.
— Ты… ты сам не доверяешь мне! Ты считаешь меня преступницей, у которой отсутствует всякая мораль…
— Правильно.
— Ты считаешь, что я ложусь в постель со всяким, кто мне придется по душе…
— И это верно.
— Так вот, ты ошибаешься по всем статьям! Фил мой друг и мой адвокат…
— И еще он проводит с тобой ночи…
— Один раз! Я была совершенно разбита, а он ухаживал за мной. Он уехал в три часа ночи…
— И он никогда не спал с тобой?
— Никогда!!!
Неожиданно ярость исказила лицо Рауля. Саманта почувствовала, что бешеный смерч отрывает ее от пола и несет через всю комнату в сторону спальни. Сжимая ее в объятиях, Рауль прорычал, явно не владея собой:
— Он целовал тебя, он к тебе прикасался, а значит, то же самое могу делать и я!
Она пыталась сопротивляться, но он целовал ее все яростнее, прижимая к себе так крепко, что у нее перехватывало дыхание. Его поцелуи обжигали и лишали сил и воли.
Рауль злился на себя, на нее и на целый свет, продолжая жадно целовать ее побледневшее лицо. Он не понимал, что с ним происходит. Жалость? Гнев? Ненависть? Ревность? Но почему, почему он так бешено ревнует ее, почему она вызывает у него такое дикое желание обладать ею, почему он не владеет собой?!
То, что они уже в спальне, он заметил, когда споткнулся о кровать и повалился на нее, не выпуская Саманту из объятий.
Они сплелись в безумный, извивающийся узел, ее ноги оплели его бедра, его руки жадно ласкали ее тело. Губы Саманты Рауль чувствовал везде — на груди, на плечах, на животе, снова на своих губах. Она вырывалась от него, забыв, что сама крепко прижимается к нему. Он мечтал только об одном: сорвать с нее одежду и овладеть наконец этим любимым и ненавистным телом. Забыть, не думать о ее мужчинах, не дать думать о них и ей самой, стереть всякое воспоминание о чужих ласках своими поцелуями, своей любовью!
Он видел, что ее сопротивление уже сломлено, и, когда его нетерпеливые руки заскользили по ее бедрам, Саманта издала долгий и страстный стон. Их сердца бились с бешеной скоростью, их тела пожирало пламя страсти, и в этом огне они горели с радостью, и жаждали все новых опаляющих ласк.
Она выгнулась, скользя напряженными сосками по его груди, и сама подставила ему левую грудь.
— Поцелуй…
Он обхватил губами сосок, нежно провел языком по его поверхности… Она тихо постанывала от удовольствия, а ее руки уже скользили по его животу и бедрам, причиняя одновременно и наслаждение, и боль. Его плоть пылала, и они оба понимали, что ни один мужчина в мире не смог бы сейчас сдерживать себя.
Рауль заскользил губами по гладкой коже ее живота, вниз, вниз, к бедрам, затем нарочито медленно потянул тонкую ткань голубых трусиков… Когда она почувствовала, как его губы и язык коснулись ее плоти, то глухо застонала и сама освободилась от остатков одежды. Он чуть приподнялся над ней, шепча бессвязные, не имеющие сейчас смысла слова, скинул невесть как задержавшуюся на нем рубашку и вновь приник к телу Саманты.
— Я хочу тебя. Сейчас, немедленно!
— О, Рауль, да! Да! Да!
Она выгнулась, словно лук в руках умелого лучника, под его горячим телом, ее ноги обвились вокруг его талии, руки, скользнув по его напряженной спине, впились в его плечи, Рауль, застонав от невыносимого, убийственного блаженства, вошел в нее, растворился в жидком серебре, и оба они потеряли счет времени.
Ничего не было вокруг, и слова были не нужны, но он все-таки произносил их, то ли кричал, то ли шептал, а Саманта отвечала ему тихим эхом. Он с некоторым раскаянием подумал, что она должна хотеть более спокойной и нежной ласки, но в ту же секунду эти мысли исчезли, и осталось лишь восторженное изумление перед тем, как они превратились в единое существо, а еще пришла спокойная уверенность, что теперь ничто в мире не способно их разъединить.
Слезы текли по его лицу, и Саманта ловила их губами, а он продолжал шептать ее имя, звать ее. Все это время их тела продолжали двигаться в едином ритме, все быстрее, быстрее, быстрее, вот уже невозможно дышать и шептать, уже нет сил, и даже плакать сил не осталось, но тела все убыстряют ритм, и под стиснутыми веками вдруг вспыхивает ослепительный взрыв, и вселенная стремительно сворачивается в маленькую пылающую точку, а затем снова расцветает огромным огненным цветком…
Он очнулся, как ни странно, все на той же грешной земле и увидел тихую умиротворенную улыбку его женщины. Самой прекрасной женщины в мире.
