Но деваться некуда, надо вытерпеть еще двадцать минут жалоб на бедность и разговоров о диссертации. Джеки — это доступ к Петеру ван Кесселю. Она из семьи, связанной с модой — потому и получила место в «Моднице» чуть ли не раньше, чем открылась вакансия. Мать, известный дизайнер у Кристиана Диора, позвонила Джейн и спросила, не найдется ли работа для ее дочери. Прежний ассистент Джейн, Эмили, едва окончила колледж, причем далеко не блестяще, так что ее тут же уволили.
— Ну так вот, я подумывала взять интервью у ван Кесселя для одного из зимних номеров, — говорю я, осторожно подбираясь к теме и надеясь, что не так уж прозрачна. Я устроила этот как бы случайный ленч, когда мы столкнулись у лифта в 1.27, но организовать это все оказалось нелегко. Пришлось все утро прислушиваться к перезвону ее монет, ожидая, пока звук утихнет, то есть она остановится у лифта. Дождавшись, вскочила и побежала за ней.
— Правда? — заинтересованно спрашивает она. — Думаешь, Петер хорош?
Хотя Джеки целых пять лет изучала, как одежда влияет на культурную и социальную идентификацию в разных обществах, о моде она не знает ничего. Для нее крой «ампир» ассоциируется разве что с наполеоновской империей. Джеки ходила на показ Петера ван Кесселя только потому, что ее мать была в городе, меня она пригласила в качестве буферной зоны. Я сидела тогда между ними и выступала посредником, пока показ не начался. Свет потускнел, модели завладели моим вниманием, так что я оставила Джеки разбираться с матерью самостоятельно. Пока я смотрела, как мимо меня проплывают черные бальные платья с широкими оборками и серебряные блузы с пышными рукавами, мамочка и доченька шипели друг на друга как сердитые кошки. Помнится, я наклонилась вперед, чтобы им было удобнее общаться.
— Думаю, у него есть потенциал, — говорю я сдержанно, стараясь не выдать волнения. Я никогда еще не переживала так по поводу статьи. А что, если Джеки или Джейн, а может, боги моды почувствуют мой энтузиазм? Петера ван Кесселя у меня тогда заберут.
— Вот и мама сказала то же самое, но я ничего такого не заметила.
Как бы ей заметить, если она ни разу даже не повернула голову к подиуму.
— Твоя мама в этом разбирается, — рассудительно заметила я, — она же столько лет имеет дело с модельерами. Откуда она услышала про ван Кесселя?
Показ был на удивление незаметный. Модных фотографов мало, и никаких журналистов, кроме нас и известного критика из «Таймс».
— Его партнер Ханс раньше был правой рукой Джона Гальяно. Он послал маме билеты, — объясняет Джеки. — Тот невысокий мужчина, с которым она разговаривала после показа. Помнишь, на нем был красный бархатный смокинг, и ты сказала, что он смахивает на Хью Хефнера[8]?
Мало кто уходит от Живанши и от суперзвезды моды, чтобы работать рядом с неизвестным модельером в грязном подвале на Нижнем Ист-Сайде.
— Смелый шаг.
— Мама сказала, это карьерное самоубийство, — говорит Джеки и скрещивает ноги, так что ее монетки затевают звон. — Наверняка тебе несложно будет договориться об интервью с Петером. Показ был неудачный. Он будет рад, что тебе вообще известно его имя.
Сильно сомневаюсь. Судя по моему опыту, модельеры, даже начинающие, не сомневаются, что ты знаешь их имя. Каждый модельер живет в герметически запечатанной вселенной, где все его знают, потрясены его идеями и польщены, когда он снисходит до разговора о своей работе.
— Думаешь, будет рад?
— Наверняка. — Мы уже почти пятнадцать минут говорим не о ней, и она начинает увядать от отсутствия внимания. — Я позвоню маме, и она договорится с Хансом. Не беспокойся на этот счет.
Она смотрит на часы.
— Мне надо в офис позвонить своему турагенту и заказать билет до Афин на Рождество, — говорит она со вздохом, будто неделя в Греции — большое испытание. — Я обещала маме, что сделаю это сегодня.
— Ты летишь в Афины? — переспрашиваю я, будто и без того не знаю про ее каникулярные планы. Когда имеешь дело с Джеки, нехоженые пути встречаются редко.
— Да, мама хочет прошвырнуться по островам. Надо бы радоваться, а я терпеть не могу таких поездок, обычно переношу их только благодаря присутствию сестры, но она только что родила, так что не поедет. Там будут только мама, я и масса голубой воды. А хуже всего то, что Афины — один из моих любимых городов, и я бы с удовольствием там задержалась после ее отъезда, но это слишком дорого. С моей зарплатой и квартплатой приходится беречь деньги. Мама оплатит билеты на самолет, но не жилье, так что если бы я осталась, пришлось бы снимать какой-нибудь унылый пансион в худшей части города. Конечно, я что-то откладываю на отпуск, но плата за мою квартиру не фиксирована, и хотя я всего несколько месяцев там прожила, уже беспокоюсь, сколько с меня возьмут на следующий год. У меня уже так мало денег, что едва могу себе позволить телефон. Ты представляешь себе, сколько стоят местные звонки?
Вот такой шум и сопровождает меня вдоль Пятьдесят первой, вниз по Шестой и вверх на лифте на двадцать второй этаж, но я не слушаю. Зацикленный на себе монолог Джеки просто фоновая музыка. В уме я уже пишу статью про Петера ван Касселя.
Слишком краеугольный каменьКогда Эллисон звонит отцу, это не столько диалог, сколько перечень обид.
— Хозяин ресторана подошел, когда мы еще ели десерт, и попросил уйти, потому что им нужен был стол, — рассказывает она об обеде в «По», одном из тех крошечных заведений в Виллидже, где столик надо заказывать за месяц. — Мы там слишком долго сидели.
Пауза.
— Полтора часа.
Пауза.
— Да, я знаю, что это недолго. И мы взяли меню из шести блюд.
Пауза.
— Да, в меню из шести блюд шесть блюд.
Пауза.
— Да, я посчитала. Получается пятнадцать минут на блюдо. Не знаю, как мы могли бы есть быстрее. После пяти блюд неудивительно, что с десертом мы притормозили.
За сегодняшний день я уже несколько раз слышала историю про «По», хотя для папы у нее самая короткая версия. Эллисон не рассказывает ни что ела (салат из тертого огурца, равиоли с грибами шитаке, лососину, тушеную баранину, набор сыров и горячий шоколадный торт с коричным мороженым), ни историю ресторана (раньше им владел телеповар Марио Батали, который теперь владеет рестораном через улицу от ее квартиры. Нет, не очень хороший. Они всюду кладут улиток). Эллисон никогда не затягивает телефонные разговоры с отцом, она просто излагает ему факты. Их отношения поверхностны и обрывисты, просто им кажется, что это их долг по отношению к покойной матери Эллисон.
— Конечно, я пишу письмо владельцу, — уверяет она отца. Написание писем очень важно для Харперов. Сочиняет ли Эллисон эти послания на самом деле и рассылает ли она их, я не знаю, но обсуждает в подробностях. — Я пошлю копии в Бюро контроля за бизнесом и в журнал «Нью-Йорк».
