— Гарсон! — крикнула Тата Эмильен, увидев Бена. — Пожалуйста, счет.
— Не надо, — остановила я тетушку. — Я тебя угощаю.
Она с довольным видом погладила живот.
— Наелась, — проговорила она. — Досыта.
Я помогла ей надеть пальто и проводила до дверей. С минуту постояла у окна, глядя, как тетушка переходит на другую сторону улицы. Она шла, переваливаясь с ноги на ногу, как утка, грудь колесом, вернее, живот колесом. Добравшись до противоположного тротуара, она обернулась и послала мне воздушный поцелуй. Бен положил мне руку на плечо.
— Пришло несколько заказов на вынос, — сообщил он. — Придется исполнить.
— Думаешь?
Он не успел ответить, побежал на кухню, торопясь разнести десерты последним посетителям.
Симона и Анна ждали меня за столиком. В пластиковое блюдечко они положили восемь евро.
— Что вы надумали? — спросила Симона.
— Всегда ли нужно говорить правду? — напомнила ее подружка.
— А вы сами как считаете?
Они пожали плечами.
— Но какие-то мысли на этот счет у вас должны быть, — настаивала я.
— Я посоветовалась с одним второгодником, — начала Анна. — Он дал мне схему, что годится для любой темы: «Да. Нет. Однако». Начало я себе хорошо представляю: «Да, нужно говорить правду, потому что обманывать стыдно, и если хочешь, чтобы люди с тобой были честными, то и сам не лги». Вот и все «да». Теперь «нет». Это когда правда причиняет боль, когда от нее больше вреда, чем пользы. Можно описать несколько таких случаев. Например, человек смертельно болен, и, если сказать ему правду, то он огорчится и умрет… То есть он все равно умрет, но правда ускорит его смерть.
Я одобрительно закивала, стараясь не рассмеяться.
— Прекрасно, — сказала я, — а дальше?
— В этом вся фишка, — объяснила Симона. — Мы пытались, но ничего не придумали для «однако». Нет, не всегда нужно говорить правду. Однако что? Вот тут мы с Анной и сели. Ничего не выходит с «однако».
Я рассеянно прощалась с завсегдатаями. Уходя, они непременно говорили:
— Пока, Мириам.
— До скорого, Мириам.
— До завтра, Мириам.
Они знали, как меня зовут, хотя я никогда им не представлялась. Снова выдумки Бена. Ставит тарелку на стол и шепчет: «Это блюдо изобрела Мириам, вы мне скажете потом, как понравилось». Или: «Мириам советует вам на десерт сладкий молочный рис. В такой холод он очень хорош для горла». В общем, изобретает невесть что, лишь бы пробудить симпатию ко мне.
Симона и Анна чуть не плакали.
— Нет! Мы никогда ничего не придумаем! — ныли они, обхватив голову руками.
— А почему бы вам не начать с вопроса, что такое, в сущности, правда? — предложила я.
Они уставились на меня в недоумении.
— Я ничего не смыслю в философии. Второгодник безусловно прав, его схема разумна, но я не очень-то доверяю разуму. Правда. Она сродни красоте, так ведь? Целиком и полностью зависит от точки зрения.
Девчонки горестно вздохнули. Они пришли в отчаяние.
И тут меня опять осенила гениальная мысль.
— Сейчас мы спросим у Бена!
Я направилась к кофеварке и предложила Бену, что заменю его: сама налью всем кофе и приму деньги.
— А ты лучше помоги девочкам одолеть философию.
Я назвала тему, и лицо Бена просияло. Он писал такую работу. Прекрасно запомнил план. Сразу назвал двух философов, без которых тут не обойтись. Их имена напомнили мне о моих прежних и нынешних провалах. Я содрогнулась.
Бен подсел к Анне с Симоной и, размахивая длинными руками для пущей убедительности, принялся философствовать. Девочки прилежно записывали. Переворачивали страницу за страницей. Зажженные сигареты тлели в пепельнице. «Перцепция», «феномен», «высказывание», «отчуждение», «субъективизм», «объективизм». Бен жонглировал терминами так же ловко, как в первый день моими тарелками и стаканами. «Наверное, мама им гордится!» — подумала я. И вспомнила, что мама у него умерла. Я напевала, вытирая блюдца. На душе так хорошо. Внутри разливается тепло. Мой официант в самом деле лучший в Париже.
Глава 16
Заказы на вынос меня удивили. Бен передал мне список, когда девчонки убежали, растрепанные, взбудораженные. Едва не опоздали на лекцию.
— А что тут такого? — не понял Бен, когда я поделилась с ним своими сомнениями. — Вы же сами сказали, что хотите завести домовую кухню. Или не говорили? — В его голосе чувствовалось беспокойство.
— Говорила, — подтвердила я.
— Ну и в чем проблема?
Я снова просмотрела список: экзотическое меню на четверых, канапе на восемь персон, оригинальные салаты на шестнадцать человек. Перечитала фамилии заказчиков: Лаферт-Жирарден, Н'Гиен, Элькаруи.
— Кто они такие?
Никого из них я в глаза не видела.
— Откуда узнали? А заказы? Черт знает что! Экзотическое меню! Что я им приготовлю? Пророщенную сою на пальмовом масле?
Бен старательно разглядывал носки своих ботинок.
— А может, этих людей и на свете нет?
Мне почудилась во всем этом какая-то мистификация. Его мягкость подозрительна. Его кротость подозрительна. Его жертвенность подозрительна. Он признался, что хочет изменить мир. Вполне возможно, что и хочет, дыма без огня не бывает, но за этим возвышенным желанием таится другое, куда более скромное. Вместо гордого Идеала с большой буквы — мания мелких благодеяний. Я прекрасно знаю эту манию. Будь я психиатром, назвала бы ее комплексом строителя. Пациент дня не может прожить без того, чтобы с мастерком в руках не заделать какую-нибудь щель, что-то подновить, что-то укрепить. Можно назвать эту манию еще и комплексом мага: пациент, столкнувшись с трудной или конфликтной ситуацией, начинает беспорядочную деятельность, надеясь устранить трудности, исцелить раны. Бен все свое детство нес непосильный груз, старался заслужить улыбку родителей, порадовать их, удивить, и теперь его богатое воображение таит опасность. Теперь ему хочется поддержать меня, заставить позабыть о банковских счетах, о грозных уведомлениях, избавить от боли в спине, разгладить морщины, что пролегли от носа к уголкам рта.
Я разгадала его хитрость. Он просто-напросто выдумал этих заказчиков. Чего проще? Сам принял заказы и сам же отправится их исполнять. Отнесет еду в районный благотворительный фонд (Бен не из тех, кто выбросит ее в помойный ящик), а по счетам расплатится из своего кармана. Он сказал, что небогат? Не верю. Одевается красиво, модно, аккуратно. Я еще не забыла, сколько стоит приличная одежда. Бен сейчас готов пожертвовать собой ради меня. Это своего рода саморазрушение и превышение собственных полномочий.
Я ждала от Бена чистосердечного признания. Он по-прежнему разглядывал ботинки.
