Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
Через день я уже спокойно относился к иудеям и даже осмелел настолько, что смеялся над меховыми шапками, в которых они ходили по субботам. Ведь здесь осенью еще очень жарко.
Вторым моим сильным впечатлением от Святой земли стали цены. Они были так велики, что сбивали с толку. Маленькая заламинированная иконка стоила в Вифлееме около восьми долларов. На все расходы у меня было всего около ста долларов, и я не знал, что привезти моим близким, чтобы они остались довольны подарками. Только порция рыбы, такой же, что ловил еще сам святой Петр, стоила в одном ресторанчике на берегу Галилейского моря двадцать пять долларов, и это безо всякого гарнира! Отец Виталий ел эту рыбу и делился потом со мной впечатлениями, — ничего особенного, рыбешка типа нашего окуня, только более костлявая.
Я зарабатывал деньги тяжелым трудом, как это ни странно вам может показаться. Подавать кадило второму священнику храма, который был почти вдвое моложе и к тому же не обладал замечательными манерами отца Виталия, уверяю вас, задача не из самых простых. Молодые священники считают алтарников почти за слуг и часто обращаются с нами, как баре с лакеями. А что вы думали: мое дело — вынес свечу, подал кадило и гуляй себе? Нет, не все так просто, еще как приходится шустрить. А демонов в святом месте сколько! От того нападок становиться еще больше. Иной раз хоть криком кричи. Особенно донимают дьякона. К тому же отношение ко мне в алтаре не изменялось и вне его. Второй священник, отец Петр, мог даже приказать мне почистить снег перед входом в храм, что в мои обязанности никогда не входило.
Часто дьяконы упрекали меня гневным тоном, что на коврах не убран воск или я вовремя не приготовил запивку для священников. Как будто это дьяконское дело — упрекать! Духовные друзья отца Виталия тоже не слишком меня жаловали. Один старый архимандрит — почетный гость на престольном празднике — однажды даже больно ударил меня кадилом, когда я опоздал зажечь уголь на Господи Воззвах.
А ведь мне, представьте себе, уже пошел пятьдесят первый год.
Все это переносить было не столько трудно, сколько унизительно. Я всегда утешал себя словами Святого Евангелия, что, как пес, который ест крохи со стола господ, я получу свою мзду на небесах. Но и псы ведь иногда ропщут, скулят и воют от голода. Попросить повысить зарплату настоятеля отца Виталия, который к тому же был моим духовным отцом, язык у меня просто не поворачивался. Ведь я сам уверил его, что служу в алтаре не ради хлеба куса. Но все же недостаток в средствах сказывался на взаимоотношениях в моей семье. Эх!
Но это все самооправдание, и я прекрасно это понимаю. Просто я жаден, каюсь! Я тогда в Вифлееме исповедовался отцу Виталию в сребролюбии, и он дал мне очередное наставление: я должен был излечить страсть следующим образом: отдать пятьдесят долларов на нужды какого-нибудь православного храма. Я скрепя сердце сделал, как он повелел мне, и — о чудо — страсть отступила. Конечно, в моих карманах после этого благородного поступка позванивала лишь мелочь, но это малая цена за избавление от смертного греха. Правда, теперь мои родные остались без подарков, хотя отец Виталий опять дал мне мудрый совет: простой камень со Святой земли или лавровый лист будет прекрасным подарком. Ведь главное благоговение и вера, а не цена изделия.
Что сказать мне о храмах Палестины? Конечно, Вифлеем и великий Иерусалим, Назарет и святая гора Фавор навсегда останутся в моем сердце. К сожалению, я не столь возвышенная душа, как отец Виталий, и не могу описать весь тот восторг, который переполнял мое сердце. Молитва струилась из моего ума подобно бурному ручью, весеннему ручью. Слезы умиления очищали скверну моего сердца. Купание в священной реке Иордан просветило мою душу и наполнило мое тело благодатью, как будто я во второй раз принял крещение. Что еще?
Больше всего прочего меня поразил величественный Храм Гроба Господня. Я выстоял большую очередь в кувуклию, где на Пасху нисходит Благодатный огонь. Русские паломники оказались самыми терпеливыми среди всех других паломников — очевидно, сказывалось недавнее советское прошлое с очередями за колбасой. Правда, они были и самыми нетерпимыми к попыткам некоторых паломников проскочить через очередь по уважительным причинам. Зайдя в кувуклию, я приложился к Гробу и ощутил душой большой духовный восторг. Это было удивительно! К сожалению, не было ни времени, ни тишины, чтобы полностью насладиться моментом. Я находился в том самом месте, где был распят и воскрес наш Спаситель! Крупный грек велел всем проходить быстро, он был настолько духовен, что не видел никакой разницы между мирянином и священнослужителем. Во всяком случае, он подгонял всех одинаковым тоном.
В Иерусалиме нас поселили в отеле «Халдей», где потчевали только кошерной пищей. Отец Виталий имел финансовую независимость и определенную возможность избежать осквернения. Он, со своими спонсорами, ел другую пищу, купленную на базаре у арабов, но нам, паломникам, он не возбранял есть кошер и не считал это препятствием ко святому причастию. А что делать бедному алтарнику? Мне пришлось даже принять дар от халдейского ресторана — бутылку кошерного вина в шаббат. Правда, отец Виталий настаивал, чтобы мы с верою обязательно крестили всю пишу, которую хотим отведать в Израиле. Таким образом, сила Честного креста превозмогает все колдовство раввинов, и пища перестает быть кошерной. Главное — верить!
Наш отель был расположен на берегу запущенного оврага в центре Иерусалима. Отец Виталий говорил, что это и есть та самая древняя долина Генном, где евреи, отступившие от заветов Моисея, приносили в жертву финикийскому богу Молоху собственных первенцев.
Там до сих пор не было никаких строений, видимо, евреи до сих пор верили, что это место нечистое. Интересно, если бы долина Генном была в середине Москвы, власти устояли бы перед искушением застроить ее? Эту шутку отпустил сам отец Виталий, поэтому я вдоволь посмеялся над ней. Батюшка как раз воевал с Мосстроем по поводу спорной земли, на которой он хотел построить воскресную школу.
Однажды я задумал спуститься вниз и хорошенько осмотреть долину, но отец Виталий не благословил, сказав, что это будет нечестивый и опасный поступок. Если я споткнусь о камень и сверну шею во время этого вояжа, существует большая опасность, что я попаду прямиком в преисподнюю.
Еще одно сильное впечатление осталось от посещения Мертвого моря. С нами ехал один иеромонах, который сумел уговорить гида и водителя автобуса немного отклониться от заданного маршрута и направить колеса к Мертвому морю. Паломники в автобусе разделились на две группы: одна, возглавляемая отцом Виталием, была настроена против этой поездки, ведь Мертвое море — по своей нечистоте не отличается от долины Генном. Вторая группа, которую возглавил иеромонах Макарий, страстно желала искупаться в водах Асфальтового озера. Отец Макарий учил, что Мертвое море — уникальный оздоровительный заповедник, а считать его скверной — обычное мракобесие. Отцу Виталию пришлось вступить в богословский диспут с отцом Макарием. На его стороне была правда, на стороне оппонента — человеческие страсти любопытства и желания экзотики. Мне ли вам говорить, что страсти на земле всегда сильнее любой правды. После непредусмотренного референдума автобус добрался-таки до Мертвого моря, и гид начал предлагать всем паломникам уникальные крема, изготовленные из целебной грязи. На секунду выбравшись из автобуса, я не заметил на пляже ни раввинов с пейсами, ни арабов в своих накидках. Как объяснил мне впоследствии отец Виталий, для иудеев и мусульман это место считается также нечистым и для них купаться в нем — большой грех. Но для христиан нет каких-то догматических препятствий, чтобы лечиться этими грязями и омываться водами Содома и Гоморры. Протестанты так вообще не видят в этом ничего плохого, как и либеральное православное духовенство. Однако любой благочестивый христианин понимает, что совершенно неблагоговейно купаться в Мертвом море, тем более во время паломнической поездки. Но в России всегда люди любили поступать по одной пословице: «Все Иван — и я Иван, все в воду — и я в воду».
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
