Фальк достает свой заряженный пистолет калибра 7,65 и дает Зигги посмотреть карабин с патронами. Он встает, широко расставив ноги, берет пистолет в обе руки и делает выстрел, пуля попадает в живот манекена на противоположном конце дорожки — манекен сгибается пополам. Зигги восторженно кричит:
Мира больше нет. Нет, это неправда. Ничего больше нет. Фальк опускается на одно колено и показывает, как держать пистолет. В шутку он наставляет дуло в лоб Зигги. Тот смеется, и Фальк нажимает на курок.
Весь забрызганный кровью, он тупо смотрит на то место, на котором только что играла улыбка Зигги. Никто ничего не видел и не слышал. Он закрывает глаза, пистолет медленно опускается, до тех пор пока дуло не касается неподвижного тела и в голове не начинает стучать: «Нет, это не я его убил, а Гитлер. Не я — Гитлер. Я. Гитлер».
15
Гертер сидел до этого, наклонившись вперед, опираясь локтями на колени и прикрыв руками глаза. Когда наступило молчание, он словно очнулся ото сна. Комната словно потеряла реальные черты. Во дворе лаяла собака. Фальк тоже открыл глаза; руки его дрожали. Гертер заметил, что он, несмотря на опустошенность, испытывает сейчас облегчение. Страшная история, которую он только что рассказал, все еще больше запутывала, но также служила доказательством своей правдивости: иначе все звучало бы более гладко. Он не мог оторвать взгляд от правого указательного пальца на руке Фалька, которым тот пятьдесят пять лет тому назад спустил курок, также ему стоило труда не смотреть на фотографию на телевизоре. Зигфриду Фальку шел бы сейчас шестьдесят первый год, не зная своего происхождения, он в определенные дни навещал бы вместе с женой и детьми в «Эбен Хаэзере» родителей.
Фальк встал, чуть приоткрыл дверь в спальню и снова сел. Может быть, он до этого говорил так тихо, чтобы Юлия не услышала еще раз то, что она и так знала. Через некоторое время она вошла в комнату и спросила:
— Может быть, вы хотите по бокалу вина?
Да, вино было бы сейчас кстати. Ему хотелось в эту минуту напиться, чтобы спастись, вырваться из этого замка с привидениями, как окрестил его Фальк, рядом с которым жилище графа Дракулы показалось бы идиллической дачей, — но в то же время он знал, что это ему, равно как и Фалькам, вряд ли удастся. Подлинное местонахождение виллы, похоже, уже невозможно отыскать — все заросло деревьями и кустарниками, которые обшаривают заезжие туристы, — но все это в действительности, а не там, где оба они только что побывали.
Они молча пили дешевое белое вино из супермаркета, чересчур сладкое, — такого вина не следует пить больше одного бокала. Гертер чувствовал, что говорить теперь придется ему, но что можно было добавить к сказанному? Он покачал головой:
— Я никогда не сталкивался с настолько шокирующей историей, в которой так много белых пятен. Я готов повторить лишь то, что сказал раньше, господин Фальк. У меня нет слов.
— Вы и не должны ничего говорить. Я благодарен вам за то, что вы меня выслушали. Вы нам очень помогли.
— Да, — подтвердила Юлия, не отрывая взгляда от бокала.
Теперь он мог встать и попрощаться, но ему не хотелось показаться слишком резким, и тогда он спросил:
— Что же случилось потом?
— На следующий день мы получили телеграмму, составленную от имени фюрера, с соболезнованиями от Бормана.
Гертер вздохнул и немного помолчал:
— Где похоронен Зигги?
— На кладбище Берхтесгадена, похороны состоялись через три дня. Нас собралась небольшая группка, родители Юлии, моя мать, Миттельштрассер, госпожа Кёппе и еще несколько сотрудников. На кладбище спектакль продолжился, мы должны были изображать скорбящих родителей.
Юлия подняла глаза:
— Но мы и были ими в действительности.
— Разумеется, Юлия, мы ими и были. Мы ими до сих пор остаемся.
Гертер перевел взгляд с одного на другого. Казалось, он нащупал главный камень преткновения.
— Вы посещали потом его могилу? — задал он вопрос Юлии.
— Нет, там собирались установить памятник и высечь на нем его имя, но нас к тому времени уже перебросили в другое место.
— Как я понимаю, в Гаагу.
— Да, уже через неделю. Миттельштрассер сказал, что смена обстановки поможет нам забыть этот трагический случай.
— А Зейс-Инкварт был обо всем осведомлен?
— Не знаю точно, — ответил Фальк, — но не думаю. При первом знакомстве он сразу высказал нам соболезнования по поводу нашей утраты. Но по какой причине его бы стали вводить в курс дела?
— Ни по какой, — кивнул головой Гертер. — Для Гитлера Зейс-Инкварт был всего лишь мелкой сошкой, хотя благодаря ему он получил Австрию.
В нагрудном кармане Гертера зазвонил мобильный телефон. Извинившись, он достал его и сказал «алло».
— Это я. Где ты пропадаешь?
— На войне.
— Ты не забыл про наш самолет?
— Я сейчас приеду.
Он нажал отбой и теперь мог снова не скрываясь посмотреть на часы: половина четвертого.
— Это моя подруга, она боится, что мы опоздаем на самолет.
— Вы сегодня же возвращаетесь обратно в Амстердам?
— Да.
— Я там был всего один раз, — сказал Фальк, — в середине так называемой голодной зимы. Ничего еще не было разрушено, но город все равно казался почерневшим, смертельно раненным. Я вспоминаю каналы с плавающим от края до края мусором.
Прежде чем попрощаться, Гертер взял экземпляр «Открытия любви» в немецком переводе и на титульной странице авторучкой написал:
«Ульриху Фальку, который во времена господства зла принес немыслимую жертву любви. А также Юлии. Рудольф Гертер. Вена, ноябрь, 1999».
Потом он слегка подул на чернила и закрыл книгу, чтобы они прочли дарственную надпись только после его ухода.
— У вас есть визитная карточка? — спросил Фальк.
— До этого я еще не дорос, — пошутил Гертер, — но я оставлю вам свои координаты. — Он вырвал чистую страничку из своей записной книжки с адресом и номером телефона и передал ее Фальку со словами: — Вы всегда можете мне написать или позвонить — за мой счет, разумеется.
Фальк прочитал адрес, потом, чуть расправив плечи, сказал:
— Я отдам это госпоже Брандштеттер, чтобы она известила вас, когда нас обоих не станет. После этого вы вольны делать с тем, что я вам рассказал, все, что пожелаете.
Гертер замотал головой: — Нет, вы еще долго проживете, я это вижу. Вы почти вступили в следующий век.
— С нас хватит и этого, — натянуто промолвила Юлия.
Они стали прощаться. Гертер поцеловал руку Юлии и поблагодарил Фалька за откровенность.
