Сергей Михайлович был явно не в духе. Отсутствие группы руководства полетов на завтраке его настораживало. Это отсутствие могло означать все что угодно. В диапазоне от простого «зарывания в тряпки», когда народ, игнорируя завтрак, будет спать до самого предполетного медицинского осмотра из-за того, что просто устали, и до обнаружения факта, что его подчиненные, пользуясь стояночным днем вчера «расслаблялись» до глубокой ночи и ему снова придется драть «особо отличившихся».
Поэтому на наше со Славой пожелание доброго утра и приятного аппетита он хмуро бросил:
— Взаимно. — И добавил — Есть информация, что никуда сегодня не пойдем, и вертолетную смену перенесут на завтра. Но это еще не точно. Поэтому никому не расслабляться. Слушайте команды по трансляции.
— Михалыч, у нас такого и в мыслях нет, хотя, честно говоря, не плохо бы еще сутки на якоре постоять….
— Хорошего понемногу. Передайте всем нашим, кого недосчитаюсь на принятии решения, если полеты состоятся, или на обеде, если их отобьют, то тот отгребет по полной схеме…
Завтрак приятно удивил большим куском ветчины вместо поднадоевшей копченой колбасы и пышным, почти домашним омлетом.
В прекрасном расположении духа решил по пути в каюту заскочить в мед блок. Мне казалось, что у меня появилось лишних пару килограмм. Взвеситься почему-то никак не получалось — весы показывали что-то непонятное — то целых девяносто два килограмма, то девяносто. Это уже на целых семь килограмм больше моего обычного веса.
В недоумении я сошел с весов и услышал за спиной смех.
Оказалось, что это подполковник Оберемок подкрался тихонько сзади и, надавив своей ногой на площадку весов, добавил мне лишних пять с половиной килограмм.
— Алексеевич, ну, ты даешь! Я уже было расстраиваться начал!
Поздоровались. Поделились последними корабельными новостями. Виктор Алексеевич на прошлой неделе удивил меня изрядно, когда в каюте полковника Бубеева мы пили чай и заговорили на тему Афганистана. Я знал, что Виктор в свое время служил «за речкой», а где и как он не говорил. За десять лет знакомства мы редко касались этой темы. Я по просьбе Юрия Аркадьевича что-то рассказывал о своей работе в 345 полку, и вдруг увидел, что Алексеевич встал, застегнулся на все пуговицы и по уставу представился: «Товарищ подполковник! Разрешите представиться: младший лейтенант Оберемок. Артиллерийский дивизион. Анава…».
Насколько тесен мир! Кто бы мог подумать, что такое возможно на авианосце, за тысячи миль от родных берегов.
В каюте ожидал очередной сюрприз: мой сосед за брюхо подцепил пару исландских селедок, довольно больших и жирных. Как он ни старался, ничего больше не ловилось, а так как Слава мечтал поймать исландскую селедку и самолично ее засолить еще с того момента, когда стало известно, куда мы пойдем на боевую службу, то он запасся всевозможными специями, и теперь, мурлыча какую-то песню, колдовал над пойманной рыбой.
— Станиславович, дорогой, я все-таки ее поймал!
Лицо Вячеслава излучало полную удовлетворенность. Как же не порадоваться чужой радости. Ведь это так приятно, наблюдать за человеком, у которого сбылась хоть и не большая, пусть даже немного детская мечта!
Рецепт приготовления он держал в секрете и, забегая вперед, скажу, что вкуснее селедки в жизни я еще не ел.
В полдень сыграли тревогу. Привычно грохоча, гигантским удавом якорная цепь поползла в клюзы, и вот уже многотонный якорь занял свое штатное место. «Адмирал Кузнецов» неторопливо развернулся. Плеск зыби по борту постепенно сменился шумом рассекаемой волны. Появилась небольшая качка, которая становилась все меньше по мере увеличения скорости, и наш авианосец, горделиво вздернув свои нос-трамплин, взял курс в открытое море. Исландский берег с его скалистыми берегами и белоснежными горными вершинами стал удаляться и вскоре скрылся за горизонтом.
После воздушной разведки погоды командование авиагруппы все-таки приняло решение провести тренировку водолазов-спасателей. Руководить этим делом с баркаса предстояло мне. Поэтому пришлось срочно утепляться, брать радиостанцию, спасательный жилет и бежать на площадку СПУ — спускоподъемного устройства.
Там мне сразу же не понравилось. Накат довольно большой, ветер плотный. Все в пределах допусков, но близко к верхнему пределу. Волны сердито били в борт корабля. Глядя вниз, мне с трудом представлялось, каким образом мы, спустившись на воду, будем освобождаться от крепежа, и отходить от корабля, а о процедуре возвращения думать вообще не хотелось.
Но это забота других членов нашей команды. Меня больше волновала непосредственная работа с командирами экипажей вертолетов и безопасность спусков и подъемов с воды водолазов-спасателей при таком волнении моря.
Команда подобралась сильная. Старшим на баркасе пошел помощник командира корабля капитан второго ранга Сергей Алантьев.
Мой друг, помощник командира корабля по живучести, капитан второго ранга Алексей Омелин не смог пропустить такое событие. Он подшучивал надо мной, что ввязался в эту авантюру только потому, что не может допустить, чтобы я без него «бултыхался посреди моря на баркасе». Честно говоря, слова его мне были приятны.
Начальнику парашютно-десантной службы истребителей, майору Вадиму Кузнецову, который пошел с нами подстраховать на всякий случай водолазов-спасателей с баркаса, в конце тренировки, на учениях, предстояло изображать из себя жертву кораблекрушения. Также с нами пошли корабельный начальник физкультуры и спорта, фельдшер, комендант — то есть те, кто имеет хороший практический опыт в подобных делах.
Авианосец стал замедлять ход и, наконец, лег в дрейф. Видать дело предстоит нам серьезное: руководить спуском нашего баркаса командир корабля назначил своего старшего помощника.
Заняли оговоренные заранее места. Проверили снаряжение. Я закрепил на голове наушник с ларингофонным щекофоном при помощи стандартного ремня — широкой черной резинки, чего никогда не делал «за речкой», дабы не привлекать внимание духовских снайперов. Нахлобучил шапку и связался с руководителем полетов. Доложил о готовности и стал ждать его команды.
Ожидание — вещь противная. Чего только не передумаешь, пока не дождешься, подтверждения или «добра» на начало работы. Я понял это еще до службы на авианосце, когда работал на аэродроме: улетит полк куда-нибудь по плану учений, а ты маешься ожиданием их возвращения. Или забросят самого на дальний полигон, получишь информацию, что к тебе вышла первая группа и сидишь, во все глаза вглядываясь в метки индикатора кругового обзора.
В Афгане самым тяжким было ожидание в горах, на «боевых», когда требовалось срочно отправлять тяжелораненых и убитых с наспех подобранной площадки. Успеваешь сто раз проверить и правильность переданных координат, продумать условия захода и осмотреть наиболее опасные места, откуда могут «накатить» «духи», пока не получишь информацию, что «вертушки» к тебе вышли и не сообщишь эту новость медикам, делающим все возможное и невозможное, борясь за жизнь «трехсотых» у площадки.
