— Есть идея, — сказал я.
Я поднялся по лестнице в мансарду, взял фонарь и вернулся в квартиру.
— Молодец! Отлично придумано. Мы будем видеть, а они нас — нет, — похвалил меня старик, зажигая фонарь.
У меня потеплело на душе: теперь свет этого фонаря послужит совсем другому делу — он поможет родиться твоему ребенку.
Ты уже успела переодеться в ночную рубашку и лежала на кровати. И вот тут-то до нас до всех дошло: мы понятия не имеем, что делать дальше.
Стук в дверь. Мы переглянулись. Парнишка с испуганными глазами весь сжался от страха, так что у меня просто выбора не оставалось. Я пошел открывать.
Рамиро ворвался в квартиру, не замечая нас, и сразу бросился в комнату, где лежала ты. Я пошел за ним.
— Констанца! — выпалил он. Это был совсем не тот недавний Рамиро, убитый и подавленный. — Кажется, организуют оборону города. Наконец-то! Мне позвонили из министерства, — он сжал твою руку. — Не знаю, удастся ли что-то сделать, но я иду туда.
Ты кивнула, сжала его руку в ответ. Но не успел он скрыться за дверью, как лицо твое исказилось от страха.
— Хоакин! — позвала ты меня, и я почувствовал себя по-дурацки счастливым. — Догони его! Пожалуйста!.. — теперь ты сжимала мою руку. — Присмотри за ним, чтобы с ним ничего не случилось…
Я тоже сжал твою руку.
— С ним ничего не случится. Клянусь тебе…
— Иди! Ну иди же!
И я бросился вдогонку за Рамиро.
На улице уже было темно. Черная машина поджидала в нескольких метрах. Если Рамиро в нее сядет, как же я смогу проследить за ним, я ведь даже не знаю, куда он едет? Но судьба не дремала, и на этот раз она была на моей стороне.
Человек в черном кожаном пальто вышел из машины и направился прямо к Рамиро. Я следил за ними, спрятавшись у дверей. Разговора толком разобрать не удавалось — мешал грохот орудий, но я понял, что человек в черном пальто вроде бы приехал только для того, чтобы известить Рамиро, а сейчас собирался срочно покинуть город. Они ожесточенно о чем-то спорили. Было видно, уже в который раз, что друг друга они недолюбливают. В конце концов человек в черном пальто сел в машину и уехал. Какое-то мгновение Рамиро стоял, не двигаясь, посреди ночной улицы. Затем вдохнул поглубже и бросился бежать.
Я поспешил за ним. Иногда все вдруг затихало, и тогда отчетливо было слышно, как башмаки Рамиро стучат по асфальту Пасео-дель-Прадо. Мадрид в огне… Человек бежал по городу, и его еще не родившийся ребенок придавал ему мужества — или безрассудства? Ведь остаться и бороться, не бросить все и не бежать в Валенсию мог только отчаянный храбрец или сумасшедший.
Куда же все подевались? Мадрид умирал, всеми покинутый. Ни одной живой души не встретилось нам, пока мы с Рамиро бежали навстречу неминуемой смерти. Что же мне делать, когда начнется бой? Кто я, с кем я? Мне стало страшно.
Нет, я не на стороне убийц. Я на стороне людей.
Мы уже добрались до здания министерства, и тут перед Рамиро выросла чья-то тень. Я испугался, да и Рамиро явно насторожился. Но это был друг, или по крайней мере свой, и пришел он сюда за тем же, что и Рамиро: чтобы защитить то, что защищать было уже безнадежно. Они пожали друг другу руки, обнялись и вместе вошли в здание министерства — пустое, с погасшими окнами, с выбитыми стеклами, без часовых у дверей. Отсюда, из этого здания, должны были руководить обороной города.
Я подождал немного и тоже вошел. Никто меня не остановил — некому было останавливать.
В пустых коридорах звучали шаги, но это было только эхо в лабиринте. Куда же они оба пошли? А мое обещание? Неужели я подвел тебя?
Снова шаги, на этот раз у меня за спиной. Я обернулся: ко мне шел человек. Значит, их уже трое — людей, готовых защищать город.
— Эй, парень, не подскажешь, где здесь библиотека? — человек был в военной форме, невысокого роста, в очках. На рукаве я разглядел звездочки подполковника.
— Они вон туда пошли, — я показал рукой вглубь темного коридора. — А я тут тоже заблудился…
— Ты? — удивленно переспросил он, оглядываясь по сторонам в поисках какого-нибудь знака, который бы указал ему дорогу в библиотеку. — А ты кто?
— Я пришел с Рамиро Кано.
— А, ясно… Ну хорошо хоть он здесь. Так, говоришь, туда?
И он зашагал по коридору. Я пошел за ним. Вдвоем мы отыскали наконец библиотеку, причем я первым увидел табличку-указатель.
— Вон туда, — сказал я.
Подполковник поспешил в указанном направлении.
— Откуда ты? — рассеянно спросил он, видя, что я не отстаю.
Что я мог ему ответить? Откуда я? Кто я такой? Сирота? Из Авилы? Из Бургоса?
— Я живу на площади Аточа, — ответил я, сам не зная почему.
Он кивнул и, по-моему, улыбнулся.
— А я — на Риос Росас.
В тот ноябрьский день все мы были мадридцами, а как же иначе?
Мы добрались до библиотеки. Подполковник вошел, я остановился, чтобы подождать снаружи. Он обернулся ко мне и протянул руку. Я пожал ее.
— Удачи тебе, — сказал он.
— И вам удачи, — ответил я и, осмелев, добавил: — Мой подполковник.
Он взглянул на звездочки у себя на рукаве.
— Уже не подполковник. Меня повысили, — сказал он. — Только что. — И вошел в библиотеку.
Когда дверь открылась, я успел разглядеть скудно освещенное помещение и большой квадратный стол посередине, на котором были разложены карты. Вокруг стояло человек десять — двенадцать, кто в военной форме, кто в штатском. Среди них был и Рамиро. Интересно, а кто остальные? Что они собираются сделать, чтобы остановить волну смерти, готовую хлынуть на Мадрид?
Дверь закрылась. Я присел, потом стал бродить по коридору и из любопытства заглядывать в другие комнаты. Нескольким опоздавшим на совещание я показал, как пройти в библиотеку. Изнутри доносились гневные голоса, иногда срывавшиеся на крик; иногда все замолкало…
Я исходил коридор из конца в конец, наверно, сотни раз. Коридор был длинный, неприветливый, с двумя рядами закрытых дверей. На доске объявлений, сплошь оклеенной военными сводками и всякими важными сообщениями, я увидел объявление, которое провисело здесь несколько месяцев и которое никто не удосужился снять: желающим поехать на свадьбу Марио и Аделы в Сантандер такого-то числа июня месяца предлагалось сдать деньги на дорогу до вторника. В министерстве было темно, ноябрьский холод пропитал воздух. Я складывал губы трубочкой и выдыхал воздух, и он вырывался наружу облачком пара. Все здесь казалось заброшенным — да, собственно, и было… А снаружи не смыкал глаз Мадрид — беззащитный, вконец измученный беспорядочной, вспыхивавшей то здесь, то там канонадой — очередной садистской прихотью наступавших, которые вновь и вновь напоминали нам: на рассвете начнется ад.
