— Принести тебе воды? — спросила она.
— Нет, я выпью еще вина, — крикнула Анна вдогонку подруге.
У входа на кухню было полутемно, коридор играл переменчивыми тонами от серого к черному. Отблески на вытяжке светились, как огни отдаленного лагеря. Вода полилась в мойку, блестящими струями стекая по стенкам из нержавеющей стали.
Она наполнила водой два больших стакана, несмотря на возражение Анны.
Когда Анника вернулась в гостиную, подруга сидела в прежней позе на диване с пустым стаканом в руке. От выпитого вина лицо Анны заметно смягчилось.
— Думаю, что ты не права, — сказала Анника, поставив стаканы с водой на стол. — Владельцы известны своей приверженностью к свободе высказываний, недаром уже сотню лет занимаются публицистикой.
— Уж не по велению ли щедрого сердца? — язвительно спросила Анна Снапхане и что-то невнятно пробормотала. — Они от этого сказочно разбогатели, или как? И продолжают год от года богатеть. Поверь мне, им просто нужны доходы от спутникового телевидения.
— Но у них великое множество других предприятий, — возразила Анника. — Почему ты думаешь, что они должны так сильно интересоваться каким-то стационарным телевидением?
— Посмотри на их дела в книгоиздательстве, — ответила Анна. — Они публикуют тысячи книг, но ни одна из них не занимает ведущих мест в рейтингах. Все газеты, за исключением «Квельспрессен», с треском проваливаются. Радиостанции продаются или закрываются.
Взгляд ее упал на молчащий телевизор. Анника тоже посмотрела на экран и увидела, что весь он занят лицом министра культуры. Она прибавила громкости.
— Начиная с первого июля все общины будут должны содержать по крайней мере одну народную библиотеку, — говорила министр Карина Бьёрнлунд. Глаза ее блуждали. — Новый закон о библиотеках — это еще один шаг к всеобщему равноправию.
В подтверждение своих слов она кивнула телезрителям. Невидимые корреспонденты явно ждали продолжения. Карина Бьёрнлунд многозначительно откашлялась и снова наклонилась к микрофону.
— К знанию. К равенству. К равным возможностям. И еще раз к знанию.
Один из корреспондентов поднес свой микрофон к губам и спросил:
— Не является ли это грубым вмешательством в общинное самоуправление?
Микрофон снова появился в кадре. Карина Бьёрнлунд прикусила губу.
— Ну, этот вопрос дискутируется уже много лет, но мы теперь предлагаем, кроме того, программу государственной поддержки детей и молодежи, на что выделяется двадцать пять миллионов крон, которые пойдут на закупку литературы для народных и школьных библиотек.
— Разве она не ужасная тупица? — спросила Анника и уменьшила громкость.
— Не понимаю твоего отвращения к ней. — Анна вскинула брови и поудобнее устроилась на диване. — Благодаря тем глупостям, что она вещает, только и может существовать мой канал.
— Она не должна была стать министром, — сказала Анника. — Это вышло по ошибке после истории с шестой студией. Она в то время была пресс-секретарем министра внешней торговли Кристера Лундгрена, если ты помнишь такого…
Анна задумалась, наморщив лоб.
— …и в этой должности тоже ничем особым себя не проявила, но после выборов она вдруг стала министром.
— Ага, — сказала Анна. — Вспомнила. Кристер Лундгрен, министр, который, как все думали, убил стриптизершу.
— Иосефину Лильеберг, для точности. Нет, он точно этого не делал.
Они снова замолчали, глядя, как на экране беззвучно шевелятся губы Карины Бьёрнлунд. Анника догадывалась, как пресс-секретарь получила свой пост в Государственном совете, подозревая, что сама, пусть и невольно, стала причиной этого назначения.
— Можно я его выключу? — спросила она.
Анна пожала плечами. Анника подумала было встать и пойти на кухню что-нибудь приготовить — поесть, выпить, да вообще сделать что-нибудь, чтобы занять себя. Однако передумала и остановилась, дожидаясь, когда пройдет охвативший ее страх.
— Я сегодня получила очень интересные сведения от полиции Лулео, — заговорила она. — О каком-то парне из Торнедалена, который, вероятно, и взорвал самолет на базе Ф-21, а потом стал профессиональным международным террористом. Почему вдруг людей заинтересовали дела тридцатилетней давности?
Анна молча слушала.
— Поменьше слушай, что говорит полицейский, — проговорила она наконец. — Вероятно, он не глуп и ему нужна утечка информации. Что может последовать за ней?
Анника принялась вертеть в руках стакан с водой, ожидая, когда пройдет серый туман перед глазами.
— Я раздумывала сегодня об этом целый день, — призналась она. — Думаю, что этот террорист вернулся на родину и полиция хочет, чтобы он понял, что она это знает.
Анна наморщила лоб, глаза ее прояснились, словно она не пила.
— Не притянуто ли все это за уши? — сказала она. — Может быть, они хотят напугать кого-то из его окружения. Какого-нибудь старого соратника. Предостеречь какие-то политические силы — как правые, так и левые. Зачем это им надо — бог весть. Тебе неведомы мотивы полиции.
Анника отпила немного воды и сделала судорожный глоток. Потом поставила стакан на стол. Решила сама разогнать неясные тени.
— Тот старик из полиции рассказал, что говорил об этом с офицером связи с прессой на военно-воздушной базе. Получается, что военные живо обсуждают этот вопрос и что-то готовят. Но почему именно сейчас и почему именно я?
— Во-первых, — сказала Анна, — не кажется ли тебе, что второе ясно как божий день? Сколько сегодня известных криминальных журналистов в Швеции?
Анника задумалась на несколько секунд. Было слышно, как по улице проехал автомобиль с сиреной.
— Подумай, — сказала она, — что это может иметь какое-то отношение к убийству журналиста. Тогда все хорошо сходится.
— Это вполне допустимо, — согласилась Анна. — Ты возьмешься за это дело?
Анника вздохнула, словно эхо проехавшей пожарной машины.
— Я принимаю его, — сказала Анника, — хотя окончательное решение за Шюманом. Мне кажется, что он начинает от меня уставать.
— По-моему, это ты должна от него устать, — сказала Анна и отломила кусочек печенья.
Лицо Анники приняло решительное выражение, она подтянула колени к подбородку и обняла их.
— Я хочу только, чтобы у меня был покой и работа.
Юный официант поставил на стол два джина с тоником, унес кофейные чашки и коньячные бокалы, поменял свечу и вытряхнул пепельницу.
— Кухня закрывается в десять, но бар работает до часа, поэтому только скажите мне, если решите еще что-то заказать.
Он беззвучно исчез, поднявшись по лестнице, застланной толстым ковром.
— Ну кто бы мог подумать, что все так обернется? — с улыбкой воскликнула София и хлопнула в ладоши.
