– Конечно, это останется тайной. Подобное признание безвозвратно подорвет твою репутацию среди воинов. Они поддерживали Йоду в преследовании Потаенных, подражали ему. Теперь мне многое стало ясно.
– Ты воин и монах, последователь Просветленного. Ты должен ненавидеть Потаенных.
– Я испытываю не столько ненависть, сколько озадаченность их странными убеждениями. Так мало о них знаю, и наверняка неправду. Как-нибудь в мирное время поговорим об этом.
– Главное, чему я научился у матери, это сострадание. Сострадание и отвращение к жестокости.
Однако с тех пор меня воспитывали так, чтобы искоренить милосердие и зародить безжалостность.
– Таковы требования к правителю и воину, – ответил друг. – Судьба ведет нас по этому пути. В храме монахов учат не убивать, и только святые в преклонном возрасте могут следовать этому предписанию. Сражаться для самозащиты, чтобы отомстить за господина или во имя мира и справедливости – отнюдь не грех.
– То же самое говорил мне и Шигеру.
Последовало молчание, и мне показалось, Макото вот-вот прильнет ко мне и обнимет. Я, по правде говоря, не стал бы сопротивляться, но Макото поднялся на ноги.
– Тебе надо поспать. Я постою на карауле, а потом разбужу смену.
Я остался у самого огня, однако это не спасло меня от комаров, зудящих над ухом. Море неустанно окатывало волнами гальку. Мне было неловко. Изменилось ли отношение ко мне Макото? Мне, как ребенку, хотелось, чтобы он подошел и сказал, будто ему все равно, будто он относится ко мне, как прежде. Я мечтал о Каэдэ. Боялся, что исчезну в логове дракона и не увижу ее более.
Наконец я погрузился в сон. Впервые после смерти мать снилась мне столь отчетливо. Она стояла передо мной, у дома в Мино. Я вдыхал запах еды на костре, слышал, как отчим рубит дрова. Меня охватила радость и облегчение, что они живы. Однако у ног послышалось шуршание: по мне что-то ползло. Мама посмотрела вниз пустыми удивленными глазами. Я опустил взгляд. Земля кишела черными крабами с оторванными панцирями. Затем раздался крик, тот самый, что я слышал из храма, когда люди клана Тоган раздирали человека на части.
Я понимал, что крабы разорвут меня.
Проснулся я в ужасе, в поту. Рядом на коленях стоял Макото:
– Пришел мужчина. Желает говорить только с тобой.
Меня обуял страх: я не хотел плыть на Ошиму с этим незнакомцем. Лишь бы вернуться в Маруяму, к Каэдэ. Послать кого-нибудь вместе себя или бросить эту глупую затею. Нет, любого другого пираты убьют, не спрашивая. Раз уж я зашел так далеко, раз мне прислали человека, который отвезет меня на Ошиму к Тераде, отступаться поздно.
В темноте едва вырисовывался силуэт мужчины на коленях, прямо за Макото. Он извинился, что не пришел раньше: прилив достигает нужного уровня во второй половине часа Быка. При полной луне лучше отправляться ночью, не дожидаясь рассвета. Он выглядел моложе, чем рыбак, говорил с достоинством и сложно было определить его происхождение.
Макото хотел послать со мной хотя бы одного воина, однако проводник отказался сажать в лодку, и без того маленькую, лишнего человека. Я предложил ему серебро еще на берегу. В ответ прозвучал смех:
– Зачем так просто отдавать деньги пиратам. Возьму их, когда вернемся. А если не вернемся, заберут родственники.
– Если не доставишь господина Отори целым и невредимым, твоим вознаграждением будет удар мечом по шее, – угрюмо проронил Макото.
– Если я умру, моя семья должна получить компенсацию, – возразил он. – Таковы мои условия.
Я согласился, не обращая внимания на опасения друга. Не терпелось отправиться в море, сбросить с себя ужас сна. Печально заржал на прощание Шан. За ним присмотрит Макото. Я взял Ято, под одеждой, как обычно, пряталось оружие Племени.
Я помог столкнуть лодку в воду и запрыгнул в нее. Проводник, сидя на корме, принялся грести единственным веслом. Я сменил его, пока он ставил сплетенный из соломы квадратный парус – такой заметный в лунном свете. Прикрепленные к мачте амулеты звенели на ветру, уносившем нас вместе с отливом к острову.
Почти полная луна отбрасывала серебряную дорожку по гладкой поверхности воды. Лодка пела песню ветра и волн, знакомую мне со времен путешествия с Фумио в Хаги.
Я рассматривал молодого человека на корме. Черты казались знакомыми, хотя мы вряд ли встречались.
– Как тебя зовут?
– Риома, господин.
– Просто Риома?
Рыбак кивнул и замолчал. Что ж, его задача – отвести меня на Ошиму, а разговаривать по пути он не обязан. Я зевнул и плотнее запахнул одежду. Можно было бы и вздремнуть.
– Если б у меня было имя, – вдруг сказал он, – оно бы совпало с вашим.
Я резко открыл глаза, рука невольно нащупала Ято: передо мной Кикута, наемный убийца. Однако рыбак не бросился на меня, он продолжал спокойно грести.
– По праву я должен называться Отори, однако отец не признал меня.
Распространенный случай. Двадцать лет назад мать рыбака работала служанкой в замке Хаги. Она понравилась молодому господину Отори – Масахиро. Когда стало известно о беременности, он назвал ее проституткой и заявил, что ребенок может быть от кого угодно. У родителей девушки не осталось другого выбора, как продавать ее тело, испоганив судьбу. Родившийся сын лишился всякого шанса получить признание. У Масахиро было достаточно законных детей, чтобы интересоваться случайными.
– Хотя все говорят, что я похож на него. Звезды исчезли одна за другой, небо посветлело.
Начало нового дня ознаменовалось огненно-красным восходом, точно таким же, как предыдущий закат. При дневном свете я понял, почему юноша показался мне знакомым. У рыбака была внешность Отори, подпорченная отцовским срезанным подбородком и глазами навыкате.
– Действительно, – согласился я. – Так значит, мы кузены.
В памяти отчетливо звучал голос Масахиро: «Если мы станем усыновлять всех незаконных детей…» Как ни странно, моя судьба могла быть как у этого рыбака, если бы не одно расхождение. На меня заявили права обе стороны предков, на него – ни одна.
– Взгляните на нас, – сказал юноша. – Вы господин Отори Такео, приемный сын Шигеру и законный наследник владений, а я не лучше неприкасаемого.
– Значит, тебе известна моя история.
– Мать знает все о клане Отори, – усмехнулся он. – К тому же слава идет впереди вас.
Рыбак вел себя странно: заискивающе и в то же время фамильярно. Скорее всего, мать испортила ребенка, неправильно его воспитала, пробудив завышенные ожидания и ложное представление о месте в обществе. Наверняка она рассказывала о могущественных родственниках, господах Отори, взращивая гордость и недовольство, и в итоге юноша не готов к правде жизни.
– Поэтому ты согласился помочь мне?
– Отчасти да. Хотелось познакомиться с вами. Я работал на Тераду, много раз бывал на Ошиме. Люди называют остров вратами в ад, но я был там и остался жив. – Вдруг тон голоса изменился, в нем прозвучала нотка мольбы: – Я надеялся, вы могли бы оказать мне ответную услугу. – Рыбак бросил на меня взгляд. – Вы собираетесь атаковать Хаги?
