Имя Охотника так и вертелось на кончике языка. Обвинить во всем его; предоставить ей разбираться с ним, и пусть себе сражаются по своим собственным, сверхъестественным правилам. Нет, это мой вызов, не ее.
Я вспомнил, как она говорила в лесу: «Эта птица — одна из моих». Значит, рыцарь заключил сделку с королевой? Значит, это моя прекрасная госпожа облекла его неприкаянную душу в птичьи перья? Вряд ли это намеренная жестокость: кому, как не мне, знать, что она видит мир иначе, чем смертные. Я слыхал, у магии строгие правила. Даже если она сама определила его участь, то это вовсе не значит, что она может изменить ее.
— Ну, Томас?
Спасение оказалось простым. Королева изучала хитрости смертных, но я-то знал их с рождения. Сжавшись самым жалким образом, я зарылся в ее объятия.
— Я только тебе доверяю, госпожа, — я судорожно сглотнул. — Ты мне так нужна… Пожалуйста, не сердись на меня, я не вынесу этого!
— Ладно, — сказала королева помягче, — ладно… но ты не должен лгать мне, ненаглядный мой…
— Госпожа моя, — сказал я, — прекрасная моя леди, как могли вы подумать, что я хоть словом, хоть жестом захочу прогневить вас? Чтобы я по собственной воле сотворил такое, что разъединит нас?
Тогда, помнится, ничто не мешало нам целый эльфийский день, или целую ночь. Я сужу по тому, что, вернувшись в свое всегдашнее утро, нашел на месте порезов только едва заметные шрамы. Раны мои успели зажить.
Я снова принялся за песню. Мотив меня все еще устраивал, а это — хороший признак.
Обрезала косы. сменила имя,
Элеанор превратилась в Виллима,
Ушла ко двору послужить королю,
Как редкий цветок меж придворных живу.
А потом на меня явился поглядеть Охотник. Он пришел под руку с оленеглазым эльфом, но особой любезности я меж ними не заметил. Когда я вышел из сада. Охотник как раз закатил своему спутнику оплеуху.
— А ну, Зяблик, обожди-ка снаружи. Ты никогда не умел держать рот на замке.
Юноша двинулся прочь, легкий, как воздух, но остановился на пороге.
— О Пламень, как же я могу оставить тебя с этой тварью?
— Не беспокойся, Томас защитит меня. — Как всегда, Охотнику нравилось называть меня по имени. Интересно, если «эта тварь» — не я, то тогда кто? Мой бедный слуга? — Иди-ка отсюда, но жди меня где-нибудь поблизости.
Стоило Оленеглазому выйти за дверь, как невидимая рука (мой слуга?) с треском ее захлопнула. Я улыбнулся: кажется, они не ладили.
— А теперь, Томас, — Охотник без приглашения устроился в одном из кресел, — скажи-ка, удалось тебе справиться с моей загадкой?
Я рассердился, но тут же и спохватился, чтобы не проболтаться ненароком, и только покачал головой.
— И думать забыл? — лениво предположил Охотник. — Я знал, что он не может повредить мне. Королева не позволит повредить мне, а, Томас?
Он здорово напоминал зануду-учителя, проводившего душеспасительную беседу с каким-нибудь сорванцом. Никто его сюда не звал, я давно не мальчишка, и мне не нравится, когда меня донимают в моих собственных комнатах.
Дверная ручка вспыхнула, едва я коснулся ее.
— Немного позже, — благодушно произнес Охотник. — Разве тебе не интересно узнать, где я был?
Между его руками возник стеклянный шар. В шаре появилась картинка. Подумаешь, просто раскрашенная эльфийская игрушка! Но пока я смотрел, картинка вдруг обрела подвижность. Я увидел молодого человека с мягкими чертами лица. Он спокойно стоял в розовом саду и держал золотой кубок. Пепельно-каштановые волосы падали почти до плеч, а дорогая одежда не скрывала очертаний стройного тела. Внезапно он взглянул вверх, словно услышал что-то — прямо в шар, так, что на мгновение его широко открытые серые глаза встретились с моими. Потом показался всадник в охотничьем наряде, в сопровождении многочисленной свиты. Юноша встретил господина, протянул ему кубок, мужчина принял его и выпил. Чем-то он был возбужден, размахивая руками, видимо, описывал юноше перипетии охоты. Порой мужчина, словно для убедительности, клал руку на плечо юноши (на мой придирчивый взгляд, чаще, чем нужно). Все это время юноша твердо глядел на него ясными, серыми глазами.
Наконец, вельможа со свитой уехали, оставив юношу в саду одного. На миг он задержался, глядя вслед кавалькаде, потом вошел внутрь не то маленького замка, не то большой башни, отдал кубок слуге, поднялся по ступенькам в маленькую спальню и начал раздеваться. Я задохнулся от неожиданности.
Под одеждой слуги скрывалось тело женщины; оказывается, она недаром проверила, хорошо ли заперта дверь. Она боялась чужих глаз. Да, рыцарь-голубь не солгал, Элеанор была прекрасна, и она, без сомнения, любила короля.
Тронутый до самого сердца, в досаде на Охотника, посмевшего нарушить ее целомудренное уединение, я отвернулся. Но эльфийский лорд протянул руку, схватил меня за запястье, а другой рукой сунул свой шар прямо мне в лицо.
— Хорошенький кусочек плоти, правда? Или твой собственный род больше не прельщает тебя?
В ярости я выхватил у него шар, пальцы мои закрыли обнаженную Элеанор, и я запустил проклятую игрушку в угол.
Грохнуло сильно. Стекло обычно бьется не так громко.
— Ну-ну, потише, Томас, — пальцы Охотника по-прежнему сжимали мое запястье. Он медленно притягивал меня к себе.
Я толкнул его так, что он перевернулся вместе с креслом. Когда он встал на ноги, обычно невозмутимое лицо искажала злобная гримаса, а красные брови торчали дыбом, как у кота.
— Нет!
Охотник словно застыл, не закончив движения. Я не сразу понял, что он борется с кем-то невидимым, наверное, с моим слугой. Охотник швырнул своего незримого врага через всю комнату — я проследил полет тела по хлопающим столам- и падающим стульям, треску в конце и глухому удару по стене, недалеко от осколков Волшебного шара.
— Да как ты смеешь! — яростно зарычал Охотник. — Как ты смеешь касаться меня своими мерзкими лапами, ты, отвратительное, уродливое чудовище! — Он повернулся ко мне. — О да, мой прекрасный певец, знаешь ли ты, что тебе служит страшилище, на которое никто в Эльфийской Стране и взглянуть-то не в силах?
Откровенно говоря, меня это мало заботило. Я пробрался среди поваленной мебели к пустому месту у стены, нащупал тело и подхватил под руки, помогая встать. Мне хотелось утешить беднягу.
— Коснулся… — словно не веря своим глазам, проговорил Охотник.
Совсем близко я слышал тяжелое, прерывистое дыхание, кто-то явно сдерживал рыдания. Я почувствовал под рукой грубую ткань рукава, вспомнил, как, потеряв кольцо королевы, я чуть не ударил слугу за то, что он посмел участливо коснуться меня, вспомнил и вздрогнул от стыда, но справился с собой.
— Знаешь, что ты пытаешься удержать, Томас? Показать тебе?
— Нет! — Пронзительный, теперь уже точно женский визг. — Господин мой, ты обещал!
