Петька, конечно, подобрал с пола увесистую кочергу — на всякий случай… Правда, он не был уверен, что успеет стукнуть змеюку, если она на него бросится. Да и ободок вокруг змеиной шеи не выходил у него из головы. Вдруг это все-таки Лена? А если он расшибет ей голову, то убьет не рептилию, а человека…
Тут Зайцев вспомнил, что ему Трясучка говорила. Если вчера Игорю не удалось избавить Лену от заклятья — а похоже на то, что именно она сейчас по комнате ползает! — то сестра до скончания века останется змеей, а потом, по прогнозам Трясучки, в ад попадет. Стало быть, Петька, убив змею-Лену, отправит ее прямиком в ад! А если еще окажется, что Игорь, которого он забыл насчет ободка предупредить, превратил обычную гадюку в чертовку, то Петьке и самому в ад прямая дорожка. Неужели ничего изменить нельзя? Трясучка говорила, что после трех суток заклятье уже нельзя снять. Но, может, они еще не прошли, эти трое суток. Когда же интересно они истекают?!
Но произвести в уме нужные вычисления Петька не сумел. Потому что в этот самый момент послышался тихий шелест, и из-под бабушкиного дивана даже не выползла, а скорее вытекла, маслянисто поблескивая, будто ручеек нефти или керосина, вчерашняя змея. Зайцев отчетливо увидел светлый ободок на шее.
Теперь до змеи было гораздо ближе, чем ночью. Ее голова, по-прежнему стрелявшая раздвоенным язычком, оказалась всего сантиметрах в двадцати от Петькиных ног. Зайцев замер, напрочь забыв про свою кочергу. И уже не потому, что боялся причинить вред Лене в змеиной коже, а просто от страха. На ногах-то у него одни носки! Что стоит гадине прокусить их, если она дядю Федю через брюки достала?! Петька еще раз вспомнил, что змеи реагируют на резкие движения. Дернешься, сдвинешься с места — и мигом познакомишься с ядовитыми зубами! Так что лучше всего застыть и не шевелиться. Но сколько Петька так простоять сможет?! Неизвестно ведь, когда этой дуре, у которой спинной мозг намного лучше головного варит, придет в голову уползти?!
Очень скоро Петька понял, что змея никуда уползать не собирается. Наоборот, она подползла еще ближе, свилась в колечко и, приподняв свою приплюснутую треугольную головку, поглядела на Зайцева немигающими глазками, которые Петьке показались отчаянно злыми и беспощадными. И зашипела — злобно и угрожающе. А ему уже трудно было стоять как вкопанному. Еще немного, и он пошатнулся бы.
Но тут во дворе послышались шаги, на крыльце скрипнула дверь, и змея торопливо утекла обратно под диван. Петька же поскорее отошел к своей кровати, а затем бочком-бочком и выскочил в кухню.
Там оказалась тетя Наташа, которая вернулась из села с двумя большими сумками, но без Игоря. Тем не менее она довольно спокойным тоном спросила:
— Игорь не прибегал?
— He-а, — мотнул головой Петька.
— Где ж его носит, обормота?! — вздохнула тетя Наташа. — На танцах его, оказывается, вчера не было. Мотоцикл у Ирки во дворе стоит, а та клянется и божится, что он часов в семь мотоцикл пригнал и после того она его больше не видела. Вроде и мать Иркина дома была, подтверждает. Обещал, кажется, что утром за мотоциклом зайдет, а вон уж оно, это утро, — три часа без малого!
— И куда ушел, не сказал? — спросил Петька, которого, что называется, из жара в холод бросало. Ему то хотелось поскорее рассказать бедной тете Наташе, куда ее сын на самом деле отправился, то думалось, что лучше рот на замок запереть. Во-первых, тетя Наташа ни за что бы его рассказу не поверила, а во-вторых, если бы и поверила, то тут же побежала бы в лес, к Мертвой деревне, а Петьке опять оставаться в компании с бабушкой, которая никак не может проснуться, да со змеюкой этой — то ли, может, Леной, то ли — нет.
— Ничего не сказал, — помотала головой тетя Наташа. — Ушел, говорит, куда-то с рюкзачком. Ирка сказала, что какие-то ребята вроде бы собирались рыбачить с ночевкой, так он ведь без удочки ушел. Да и знаю я ребят этих, они далеко, на озеро ездят, на мотоциклах. Не стал бы он Ирке тогда мотоцикл оставлять. Ни черта не пойму! Ну и повезло мне с детьми, прости господи!
И она утерла глаза краем платка. Но всхлипывать не стала, а спросила:
— Бабушка-то дома, никуда не уходила?
— Нет, — сказал Петька, — она спит…
— Что это на нее нашло-то? — еще больше разволновалась тетя Наташа. — То ни на минутку не приляжет, все хлопочет и хлопочет, а тут и утром спит, и днем… Вы обедали хоть?
— Нет, — сознался Петька, — я позавтракал недавно.
— Так что, она и не вставала вовсе?! — воскликнула тетя Наташа. — Что ж ты сразу не сказал, а?!
— Да она жива, это точно, — попытался успокоить ее Петька. — Она дышит, даже храпит…
Но тетя Наташа уже сорвалась с места и побежала в комнату. Петька хотел было предупредить ее насчет змеи, но не успел. Впрочем, тетя Наташа с таким топотом подбежала к бабушке, что змея и носа не показала.
— Мама! — хотя вообще-то бабушка Настя ей всего-навсего свекровью доводилась, тетя Наташа обычно называла ее «мамой», но на «вы». Так в деревне принято. — Мама, проснитесь!!!
Но бабушка, хоть и дышала, и продолжала храпеть, но просыпаться не желала. Тетя Наташа похлопала ее по щекам — никакого результата. Потом за руку потрогала, пощупала пульс.
— Ой, да она же холодная вся! И пульса почти не слышно! — в ужасе вскричала тетя Наташа. — Надо за врачом ехать или сразу в больницу везти… А как?!
Наверно, тетя Наташа в этот момент сильно пожалела, что почти за сорок лет жизни так и не научилась водить машину. Ведь муж и сын машину водят — так зачем еще и ей. А вот и понадобилось…
Петька подумал, что тетя Наташа растеряется. Во всяком случае, его мама наверняка растерялась бы в такой ситуации, да и папа, наверно, тоже. Хотя в Москве у них ничего похожего быть не могло. Позвонили бы в «Скорую», и та, рано или поздно, но все-таки приезжает. А здесь-то телефона нет! Вот задача!
Но Зайцев ошибся. Тетя Наташа выскочила из дома и побежала куда-то вдоль улицы. Вернулась она минут через пятнадцать — Петька все это время просидел в кухне, не решаясь зайти в комнату из-за змеи.
Тетя Наташа вернулась не одна, а с дедушкой Матвеичем, который жил через три или четыре дома от Зайцевых на той же стороне улицы. Вообще-то он изредка заходил в гости, но Петька с ним мало общался. Этому Матвеичу было под восемьдесят, и его даже Петькина бабушка называла «дядей Колей». Обычно Николай Матвеич ходил с палочкой и очень медленно — может, чуть-чуть побыстрее, чем бабка Трясучка. Но сейчас он вполне поспевал за тетей Наташей. Только медали на пиджаке брякали.
— Сапоги-то снимать? — нерешительно прокряхтел дед на крыльце. — Чисто у вас больно…
— Да неважно, дедушка Коля, ничего страшного! — отмахнулась тетя Наташа. — Вы мне только помогите ее до машины довести да до райцентра доехать…
— Довезем, не сомневайся! — уверенно сказал Матвеич. — И чего это с ней стряслось? Такая молодая еще да здоровая. Я ж ее совсем девчонкой помню, не старше Петьки вашего. Она с какого года?
