Немец обернулся на оклик и увидел Ганса, начальника сменного караула.
— Отто, выручай! Сходи завтра с моими ребятами в караул, в следующую смену я за тебя отдежурю. Понимаешь, у меня встреча с одной австрийской фройляйн, в городе!
Поблагодарив, Ганс направился в сторону гаража, видимо, договариваться насчет машины до города на завтра.
«Ну и отлично, отдежурю за него, потом устрою себе небольшой отпуск», — подумал Отто.
24
Пришел в себя Сашка от нестерпимого холода, с трудом разлепил глаза и увидел склонившегося над собой человека. Человек был страшный, настолько страшный, что, если бы не жуткая боль во всем теле, Сашка бы отшатнулся. Неизвестный был одет в рваную грязную одежду, даже не в одежду, а в обноски, лицо хранило следы побоев и было жутко исхудавшим. «Бомж! — для себя решил парень. — Дожил, уже с бомжами время провожу», — укорил себя парень и стал старательно вспоминать — чем же занимался вчера?
— Оклемался, братишка? — спросил «бомж», и Санек вспомнил.
Железные двери блока № 20 приоткрылись, и не успел парень опомниться, как, получив сильный толчок в спину, влетел внутрь. Влетел и оказался в руках двоих охранников, которые ловко подхватили его, заломив руки за спину (чувствовался огромный опыт). Через мгновение Сашке удалось заметить, что из двоих, держащих его за руки, охранником был только один, а второй имел внешность явно не арийскую, а скорее, монгольскую, и одет был немногим лучше Сашки.
— Он ваш! — сказал один из конвоировавших Сашку охранников и толкнул дверь снаружи, закрывая.
Двое державшие парня развернули его к третьему охраннику, который, судя по петлицам, был старшим в этой тройке.
— Добро пожаловать в ад! — на ужасном русском повторил слова Ксении немец и, прежде чем Сашка успел что-либо ответить, нанес правый хук в голову. Удар был хорош, немец бил почти без замаха, от этого столь неожиданно, но вместе с тем очень сильно. Несмотря на немалый опыт в боксе, голову Сашки мотнуло в сторону, на какие-то секунды он даже «поплыл», но не упал, так как его продолжали держать. Рот наполнился кровью, а верхнего клыка Санек не досчитался. Однако на этом немец не закончил, и следующий удар он нанес в солнечное сплетение. Парня сложило пополам, и на этот раз держать его не стали. Он упал под ноги солдатам, чем они тут же и воспользовались, принявшись обрабатывать его ногами.
Вот где-то в этот момент Сашка и потерял сознание, и на этом заканчивались его воспоминания о прошедшем дне.
— Где я? — еле проговорил разбитыми, непослушными губами Сашка.
— Добро пожаловать в двадцатый блок, приятель!
— Немец говорил то же самое, только при этом упоминал ад!
— А по сути одно и то же. Это был Отто, начальник караула, в свое дежурство никогда не упускает возможности лично встретить вновь прибывших!
— Сколько я провалялся?
— Вчера вечером немцы велели тебя с улицы принести. А сейчас часа три ночи, наверное, извини, точнее не скажу, часов у нас нет.
«Бомж» улыбнулся.
— Кстати, звать меня Сергей Перепилицын, капитан. Я военный врач, по мере сил стараюсь помогать нуждающимся.
— Ал… В смысле Федор Скрябин! — вовремя спохватился Сашка, вспомнив свое новое имя.
— Давно в плену, Федь? — этот простой вопрос поставил Сашку в тупик. Сашка не знал биографию своего персонажа и поэтому решил врать, врать правдоподобно, при этом стараясь избегать конкретики. Хотелось надеяться, что за три дня, которые он планировал провести в этом времени, его не раскроют.
— Полгода!
— Как в плен попал?
— В Югославии на нас «тигры» вышли, первый же осколочный ударил рядом с моим орудием, очнулся уже у немцев. Потом Освенцим, бежал, поймали и отправили уже сюда. С поляками, попавшими в лагерь недавно, говорил. Говорят, наши закрепились на рубеже Вислы в Польше, а в Венгрии, на берегах Дуная, ведут сражение за Будапешт. Глядишь, скоро освободят нас.
— Нет, нам не стоит на это рассчитывать. Только не нам! Если возникнет угроза освобождения, немцы нас первых кончат. Звание-то у тебя какое?
— Лейтенант! Слышь, Сергей, а как тут насчет чем-нибудь укрыться? — попытался сменить тему Сашка, так как холод стал уже совсем нестерпим, даже боль в избитом теле начала перед ним отступать.
— А никак! Не положено нам ни одеяла, ни кровати. Привыкай, Федя, это двадцатый блок! Спим на полу, чтоб не замерзнуть, есть только один способ: прижиматься к друг к другу поплотнее. А скоро будет подъем, и к холоду и голоду добавятся издевательства надзирателей! В позапрошлую ночь немцы вообще проветривание устраивали, на ночь полы водой залили и двери открытыми оставили. Двадцать пять человек к утру замерзло.
Сашка приподнял голову и смог разглядеть, что находился в помещении размерами где-то метров десять на пятнадцать. В плане обстановки помещение было абсолютно пустым, лишь на полу лежали люди. Людей в этом относительно небольшом помещении было много, по прикидкам Сашки, человек пятьсот-шестьсот, люди лежали штабелями в два-три ряда, так что высота этого живого ковра в некоторых местах достигала полметра. Сергей с Сашкой находились в углу комнаты, где то ли специально, из сострадания к избитому, то ли случайно было освобождено немного места.
— Ты лежи, Федя, лежи, еще набегаешься, я тебе расскажу, что тут и как у нас, — сказал Сергей, опуская Сашкину голову опять себе на колено.
— Итак, блок разделен на три части: «ночлежка», где мы с тобой находимся, отделение посередине — в нем находятся служебные помещения, и третья часть — условно назовем ее лазаретом. По твоим глазам вижу, что у тебя возник вопрос, почему тебя не перевели в лазарет с твоими-то повреждениями? Отвечу тебе, дружище, что по меркам нашего блока, с тобой ничего особенного не произошло, то, что тебя отделали, это обычная процедура приветствия вновь прибывших, через это проходят все. Парень ты крепкий, оклемаешься! А в лазарет попадают те, кто уже даже не одной ногой в могиле, они, можно сказать, уже лежат в ней, разве что крышкой пока не закрыты… Там те, кто уже сам ходить не может. Да и почти ничем условия лазарета не отличаются от наших, там не лечат. Так же, как и мы, каждый день они должны выползать из барака, разве что теснота меньше. В центральном отделении находится душевая, без нужды туда лучше не суйся, бывает, развлекаются там немцы. Напротив — комната нашего старосты, сволочь та еще, на нем крови не меньше, чем на эсэсовцах, тоже немец, уголовник, с ним будь осторожен, злопамятный, сука. У него два телохранителя-голландца, без нужды людей не трогают, но старосту слушаются безоговорочно. Дальше штубендисты — служба помещений, выполняют работы внутри блока: убирают помещения, моют полы, вытаскивают во двор и складывают трупы, режут эрзац-хлеб и так далее, за это, бывает, получают лишнюю ложку супа или краюху эрзац-хлеба. Но есть среди них трое: два поляка, Адам и Володька, и наш Мишка-татарин. Под дверью у старосты спят, как псы. Добровольные помощники нашего старосты, уже столько народу на тот свет отправили. Кстати, Мишка-татарин тебя с Отто встречал.
