Калеб сгорбился, загораживаясь от глаз полисмена локтями, и быстро заговорил:
— Ладно, сначала я увидел, как убили человека, пырнули ножом прямо у меня на глазах, посреди улицы, когда нас грабили. Они прикончили слепого старика, а свалили на меня, обвинили меня во всем, указали на меня толпе! Моего отца избили, ударили, а он упал… а я… Я убежал, — добавил он и съежился на стуле, не обращая внимания на уставленный тарелками стол, и горько расплакался, шмыгая носом и обливаясь горячими слезами.
— Дело серьезное, такое обвинение… — проговорил Псалтырь. — Их кто-нибудь еще слышал?
— Все слышали, — всхлипнул Калеб. — Вся улица.
Воришка тихо присвистнул.
— Да уж, ты влип. Если тебя заподозрят в убийстве, то знаешь, чем может кончиться? — Псалтырь схватил себя за горло и изобразил смерть через повешение.
— Я знаю, — тихо отозвался Калеб. — Знаю.
К столу подошла миловидная официантка, положила листок бумаги на стол и озабоченно воскликнула:
— Что это? С вашим другом плохо?
— Все в порядке, мисс. Напился вечером на Хэллоуине, вот и все, не страшно, — отмахнулся Псалтырь. — Говорил я ему, сначала поешь, но он же ни за что не станет слушать!
— Какая жалость, — огорчилась официантка. — Вы ему скажите, пусть еще приходит, если хочет, в другой раз, когда будет лучше себя чувствовать.
Калеб спрятал лицо в ладонях.
Полисмен допил свой напиток, жизнерадостно пожелал всем доброй ночи и вышел.
— Пора и нам. Ну, пошли, что ли, — объявил Псалтырь и рассчитался с официанткой. Ужин обошелся им в целый шиллинг и шесть пенсов настоящей звонкой монетой.
Они поднялись из-за стола, толкнули тяжелую дверь ресторанчика и вышли в холодную ночь.
По улицам ночного города бродили припозднившиеся Зеваки, возвращались на квартиры и в гостиницы. Почти все они были пьяны, карнавальные маски сползли набекрень или вовсе болтались на шее, наряды пришли в беспорядок.
Псалтырь знал тут каждый поворот и закоулок, каждую улочку. А Калеб едва замечал направление и попросту шел, куда вели, свесив голову вниз. Снег почти растаял, но остался туман, а с ним — густая влажность в воздухе. Псалтырь оценивал случайных встречных с первого же взгляда; у одних просил пару пенни, других забалтывал и с ловкостью фокусника обчищал карманы их пальто. Калеб следил за ним, как во сне. Украшения, шарфы, бумажники, даже рулончик настоящих банкнот, имеющих хождение в «Парке Прошлого», — все появлялось, точно по мановению руки, а потом исчезало в карманах то у Калеба, то у Псалтыря.
— Отец велел мне бежать, — вдруг громко заявил Калеб.
— Что? — переспросил воришка.
— Я говорю, отец велел бежать. — Калеб запнулся, повернулся и внезапно бросился куда-то в сторону.
Псалтырь закричал, чтобы тот остановился, но Калеб мчался прямо в туман и темноту. Карманник помедлил. Пусть убегает? Но нельзя же бросить парня вот так? И Псалтырь побежал догонять — сначала по булыжной мостовой, потом по каким-то ступенькам. Калеб шлепал ботинками где-то впереди. Ступеньки вывели к церковной стене, дорожка потянулась вдоль ограды. Повсюду свисали влажные от тумана бумажные фонарики в виде черепов, свечи в них уже погасли. Псалтырь догнал Калеба, дотянулся и схватил того за куртку с такой силой, что заставил беглеца остановиться. Юноша вывернулся, и оба едва не упали на мостовую.
— Куда ты? — запыхавшись, выдохнул Псалтырь.
— Отец велел бежать, и я бегу. Я бросил его там, в грязи, его били в лицо!
— Он велел бежать, чтобы тебя не обидели. Ты не виноват. Если люди поверят, что ты убил человека, тогда у тебя большущие неприятности, как я и говорил. Вот так бежать — бессмысленно, тебе нужна защита. От полиции ни помощи, ни справедливости не дождешься, так что лучше пока что держись со мной.
— Куда мы пойдем? — спросил Калеб.
— К хозяину моему, в притон, я же рассказывал. Отсюда путь неблизкий, так что пошли скорее.
Они пошли по все еще многолюдным улицам, а небо уже начинало светлеть — занимался зимний рассвет. Навстречу стали попадаться не только запоздалые туристы, но и дворники.
Двое гуляк брели, обхватив друг друга за плечи, и завывали нечто невразумительное про привидения. Псалтырь пригнул голову и пристроился между пьяницами третьим, изображая их нетвердую, покачивающуюся походку. Он моментально сунул руку в ближайший чужой карман и кончиками пальцев нащупал прохладную кожу бумажника, но второй гуляка что-то заметил, пьяно дернулся и схватил Псалтыря за воротник. Зевака заголосил, с трудом выговаривая слова от чрезмерного количества только что выпитого дешевого местного джина.
— Офицер! Эй, полиция, где вы там! Сюда! Я вора изловил, бесстыжего воришку!
Псалтырь дернулся так, что треснул воротник, крутанулся, высвобождаясь из захвата, и крикнул Калебу. Ребята бросились бежать, стараясь оказаться как можно дальше от пьяных Зевак. Им вслед кричали «стой!», но догонять и не пытались. Нарядные, возвращающиеся с празднования Хэллоуина люди были в слишком добродушном настроении и не желали ловить удирающих мальчишек. Вскоре крики раздавались уже по всей улице — загулявшие богатеи пьяно перекрикивались друг с другом.
— Теряю хватку, — на бегу пожаловался Псалтырь.
Они повернули за угол и буквально тотчас же уткнулись в двух огромных краснолицых копов. Полицейские надвинулись на беглецов из тумана и преградили дорогу.
Ребята застыли от неожиданности.
— Так-так, вы двое, ну-ка стойте! — заявил один из полисменов. — К нам поступили сообщения о серии ограблений и даже нападений на Зевак, а еще — рапорт о трупе, убийство! Подозреваемый — мальчишка, примерно твой ровесник. Ну-ка, парни, покажите документы.
Калеб молча уставился на полицейского и попятился назад, пока не уперся в стену. Он привалился к зданию, едва держась на ногах, а в карманах отчетливо зазвенело и зашуршало — ведь Псалтырь их доверху набил крадеными украшениями и всякой всячиной.
— Что с тобой, сынок? — удивился полисмен.
Калеб побледнел. Полицейский отстегнул с пояса фонарь и посветил в лицо юноши.
— Так что же, документы есть? — повторил он.
— Конечно, есть! — встрял Псалтырь. — Мы — законопослушные посетители, дайте нам шанс! Сейчас, вот, у меня в кармане…
— Без обид, но все вы так говорите! Если вы и в самом деле невинные Зеваки, мне нужны доказательства.
— Я и пытаюсь найти доказательства!
— Не похожи вы не посетителей, особенно вот ты… Без обид, но Зеваки всегда чистюли, — пробурчал второй полисмен.
Калеб молча наблюдал за происходящим.
— Погоди-ка, — прищурился ближайший представитель закона и посветил фонарем в лицо Псалтырю. — Кажется, я тебя знаю…
