Лука кивнул.
— Когда я приехал из Америки на похороны отца, она была уже беременна, а Дом исчез. Мне ничего не оставалось, как дать ребенку кров, отца, имя. Сарина, ветреная девица, увлекшаяся еще более легкомысленным парнем, согласилась.
— И никто ничего не знал?
— Не думаю. А теперь вот Дом открыл свой поганый рот…
— Не надо. — Грейси похлопала его по руке. — Мне ли судить о ваших семейных делах? Я вон своих, брата и сестру, и то почти не знаю, причем по собственной вине. Вы любите Милу, она любит вас, и этого достаточно.
Лука повернулся к ней лицом. Грейси хотела убрать руку, но Лука не дал и прижал ее к своей груди.
— Я не такой уж альтруист, как вы могли подумать. — Он посмотрел туда, где бродила среди высокой травы Мила. — Я в детстве переболел корью, и у меня не может быть детей.
Ну вот, не одно, так другое.
— А сейчас? — спросила Грейси. — Вы довольны своей жизнью?
— Сейчас я порой задумываюсь, не сделал ли я это все только ради себя.
Нет! — мысленно воскликнула Грейси. После стольких лет, этот человек осуждает себя за решение, которое принял когда-то, под давлением обстоятельств.
— Что, если бы я заставил Дома отвечать за свои поступки? — продолжал Лука. — Я мог его заставить вернуться домой, заняться каким-то делом, кем-то стать. Может, тогда он уважал бы себя сегодня? Или Сарина могла бы растить Милу одна. Жила бы себе в столице, как она мечтала. Может, до сих пор, была бы жива. Да и Миле, наверное, было бы лучше жить со своими родителями. Еще неизвестно, что она скажет обо всем этом, когда вырастет. Все дело в моем эгоизме, я вечно стараюсь распоряжаться всем и всеми.
— Лука, но вы ведь многим пожертвовали.
— Ничем я не жертвовал.
— Неправда. Вы пожертвовали возможностью найти женщину, которую полюбите.
— Зато я получил Милу.
— Зато Дом получил свободу, а Сарина — вас.
Лука пожал плечами.
— Наверное, на все это можно смотреть с разных сторон, но в одном я уверен — я не должен был решать за всех. В том году умер мой отец. Я приехал на похороны, и все хлопоты свалились на меня. Я стал главой дома и, как я понимаю теперь, слишком серьезно воспринял эту роль. Я принимал решения, которые, учитывая мое тогдашнее душевное состояние, были не самыми удачными.
Грейси кивнула.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Я сама ушла с работы, сдала квартиру, продала мебель, оставила подруг и родных и прилетела в Рим. И мгновенно согласилась ехать с незнакомым человеком к нему домой.
Грейси подвинулась и легонько толкнула Луку в плечо.
Он засмеялся и тоже толкнул ее плечом.
— То есть вы меня понимаете, да?
Она в ответ широко улыбнулась и толкнула его еще раз.
Наконец оба успокоились и замерли неподвижно.
— Мне кажется, вы очень любили свою мать, — неожиданно сказал Лука.
— Но это естественно, разве нет?
— Наверное. — Он помолчал. — Сколько вам лет? Наверное, удивляетесь, почему я об этом спрашиваю?
Грейси кивнула.
— Вы любили ее, из-за этого и не искали отца, боялись оскорбить ее чувства.
— Но она всегда считала меня своей ошибкой.
— Никакая вы не ошибка. Вы красивая, честная, бескорыстная. Я уверен, и ваша мать тоже все это видела.
А вдруг все так и было, несмотря на их ссоры и разногласия? — подумала Грейси.
— И она постаралась помочь вам — снабдила вас итальянским паспортом, записала в свидетельстве о рождении имя вашего отца.
Да, она любила маму. Конечно, любила. Лицо Луки расплылось перед глазами Грейси.
— Bella[26], — вздохнул он и стал вытирать пальцем ее щеки.
Грейси почувствовала соленый вкус во рту и поняла, что плачет. Слезы полились ручьем, и она зарыдала, изливая все, что накопилось в ее душе. Потеря матери, чувство вины за то, что почти не знает своих сестру и брата, знакомство с отцом, пылкая привязанность к Миле и любовь, любовь, любовь к Луке. Все это было уже слишком.
Лука обнял ее и стал качать, словно ребенка. Она отодвинулась, шмыгая носом. Тушь с ресниц размазалась под глазами, на бледной коже четче проступили веснушки. Она была красивее, чем когда-либо.
Ну и что, что она поначалу смотрела на него как на дьявола, опасаясь, что он поступит с ней так же, как ее отец, когда-то с ее матерью. Взаимное притяжение оба почувствовали в первое же мгновение там, у фонтана.
Он совсем не похож на ее отца, никогда не видел ее мать, но в одном он уверен — ему никогда не встречалось такой живой, естественной и самоотверженной женщины. У которой кожа точно фарфор, волосы как шелк и губы словно просят поцелуя.
Лука наклонился к жаждущим губам Грейси. Закрыв глаза, не в силах больше терпеть после стольких ночей, проведенных в мечтаниях об этом, он коснулся ее влажных соленых губ.
Грейси потянулась к нему и обняла горячими руками. Она вся отдалась этому поцелую, со всей своей любовью, жаждой любви, болью и слезами. Оторвавшись, чтобы перевести дух, Лука прошептал ей на ухо.
— Mia cara[27].
Грейси окаменела. С небес она снова упала на землю. Ее обнимает итальянец, точно так же, как было с ее матерью двадцать пять лет назад. И она повторяет ее ошибку. Грейси вырвалась из крепких объятий Луки и вскочила на ноги.
— О чем я думала, приезжая сюда! — кричала она уже на бегу. — На другой конец света, неизвестно зачем!
Сзади послышались тяжелые шаги Луки.
— Грейси, остановись.
Он схватил ее за плечо. Она дернулась и еще быстрее побежала к дому.
Лука снова настиг ее и схватил за руку.
— Gracie, mio amore[28]. Пожалуйста.
Она в изнеможении остановилась. Он стал перед ней и, взяв ее за подбородок, приподнял лицо, чтобы заглянуть в глаза.
— Грейси, прошу тебя, не убегай от этого.
— От чего?
Он, как будто, смутился и не находил слов. У Грейси упало сердце. Если б он знал ответ, не стал бы медлить.
В его взгляде было такое смятение, что Грейси почувствовала, как к глазам снова подступают слезы.
— Грейси, между нами что-то есть, ты не станешь отрицать. Я пытался отмахнуться от этого, загородиться воспоминаниями о Сарине, мыслями о Миле, но ничего не получилось.
