— Давайте его мне. Я оформлю документы. А вас жду через полчаса у штаба.
* * *
Друзьями и хорошими товарищами Саня еще не успел здесь обзавестись. Вещей у него было — кот наплакал. Так что через полчаса черная «Волга» с полковником ГРУ Даниловым и лейтенантом ВДВ Орловым уже неслась по трассе со скоростью не меньше 120 километров в час. Водитель «Волги», «шкаф» ростом под два метра с бритым затылком, уверенно вел машину по предгорной дороге, несмотря на яркое солнце, бившее в глаза.
«Ас — водила», — подумал Александр и поглядел на полковника, сидевшего на переднем сиденье. Тот почти сразу же, как тронулась машина, или заснул, или просто дремал. Орлову было не до сна. Жизнь перевернулась (еще неизвестно каким боком?!) за какие-то два часа. Неизвестность впереди манила, но и слегка настораживала. Может, в этом и есть прелесть жизни? Александру очень хотелось спросить, куда они едут. Но полковник кемарил, а у молчаливого водителя спрашивать не хотелось. «Ладно, — успокоил сам себя Александр, — узнаю все в свое время»…
Глядя на примелькавшийся серо-желтый азиатский пейзаж, он вспомнил РКПУ. После госов, перед самыми первыми лейтенантскими звездами, распределение в войска. Система распределения сложна и запутана, загадочна и темна, как Вселенная. Она раскидала выпускников сразу на несколько категорий: блатные «залетчики», отличники, почти двоечники и «золотая середина», или болото. Некоторые сами старались повлиять на распределение: самые бесшабашные и самые прагматичные пытались попасть в Афганистан, но безрезультатно.
Улучив редкий момент, когда командир роты курсантов-выпускников остался один, Орлов подошел к нему. Коренастый капитан стоял в своей любимой позе: широко расставив ноги и заложив руки за спину. Он с удовольствием попыхивал «беломориной».
— Разрешите обратиться, товарищ капитан?
— Короче.
— Как в Афганистан попасть, товарищ капитан?
Тот сдвинул фуражку на затылок и с удивлением поглядел на Александра, будто увидел в первый раз.
— Я думал, у меня в роте только Егоров ищет подвигов, а тут еще один… фанат ВДВ. Ты что, думаешь там быстренько орден схлопотать или еще одну звездочку на погоны? Я знаю тебя четыре года. Помню, как ты ко мне еще сосунком попал. Ты парень прямой, и я тебе прямо скажу: там война, и на этой войне убивают.
Александр не знал, что сказать, и стоял молча. Капитан озабоченно посмотрел на курсанта и, прикурив потухшую папиросу, продолжил:
— Успеешь, Орлов, выполнить свой интернациональный долг. Я знаю, ты не болтун, и поэтому тебе скажу: никто из выпускников сразу в Афганистан не попадет. Есть негласная установка: сначала в войска. Пооботрутся, мол, там, а потом уж и на войну можно.
— И сколько будет это… обтирание длиться?
— Не знаю. Может, полгода, может, год. Но, я думаю, особо не заржавеет для нас, десантников. — Папироса опять потухла. Капитан с раздражением бросил ее в урну и проговорил с усмешкой: — Вот смотрю я на своих «орлов» и думаю: каких разных офицеров я воспитал. Кто рвется в штабы разные, кто поближе к дому, а кто сразу в Афганистан, на войну. Вот тебе и вся марксистско-ленинская философия…
«Шкаф» по-прежнему гнал «Волгу». Мимо пролетели глинобитные домики с плоскими крышами, арыки, поля, на которых виднелись фигурки сборщиков хлопка с большими мешками за спиной. Горы были уже вдалеке. «Азия, — думал Орлов, — после России, конечно, дико, и народ совсем другой. Что ж, выбор сделан, и отступать некуда. Теперь только вперед, до конца».
Александр вспомнил отца, мать, Таню, свой родной дом и решил: «Сейчас писать домой ничего не буду. Напишу после операции, из Афганистана». Мужчина, родившийся и выросший в стране, которая на всем протяжении своей истории постоянно воюет, привыкает к понятию войны с детства — из рассказов, кинофильмов и книг. Война входит в его сознание как часть жизни, через которую придется пройти. Умудренный, поживший человек, даже не воевавший, больше боится войны, чем молодой, который хочет испытать себя в экстремальной ситуации, если он имеет характер настоящего мужчины. А у двадцатидвухлетнего Орлова такой характер был.
Полковник не спал, несмотря на закрытые глаза. Данилов любил в полудреме размышлять над задачами, которые ему постоянно приходилось решать. Мысли плавно текли рекой. Самое главное, что решил сегодня для себя бывалый разведчик — это то, что вся группа «Зет» в полном составе должна сходить в боевой рейд в горы до задуманной операции. И только после этого ее можно будет посылать на задание особой важности. На войне люди быстро притираются друг к другу и видят, кто чего стоит. «Кругом война. Чтобы выбить этот рейд у руководства, сначала придется повоевать с начальством, — усмехнулся своему каламбуру Данилов. — Необстрелянным, вроде этого лейтенанта, полезно послушать, как щелкают пули по камням рядом с головой. После этого мозги работают по-другому»…
Поздним вечером фары черной «Волги» высветили огромный придорожный указатель: «Ташкент».
Предают только свои
«Ох, и нах…рился я вчера», — подумал Мурашов, еле отодрав от подушки опухшее лицо. Все тело было покрыто клейким потом. Несмотря на постоянно вращающийся вентилятор под потолком, в комнате стоял кабульский зной. Заправленная кровать соседа говорила, что его уже нет в спецобщежитии КГБ. «Наверное, ушел в ХАД[24]», — предположил старший лейтенант. Но мысли сбивались. Тревога и тоска охватили целиком кагэбэшника. «Что же я вчера глотал? А-а, джин, водку, виски… Хотел показать, как пьют русские. Допоказывался, хвастунишка. А потом… Что потом?»
Мурашов побледнел, увидев на среднем пальце ладони золотой массивный перстень-печатку с полумесяцем из лазурита. Офицер вскочил и стал лихорадочно шарить по карманам дрожащими от волнения и похмелья руками. Пронесло! Документы на месте. «Говорил отец, — подумал он, — Кабул не Москва, и пьянствовать можно только со своими. Эх, как карася за жабры! Вообще-то что паниковать раньше времени? Что печатка? Ребята тоже вроде были свои, из ХАДа. Да и Шамада была неотразима».
Обрывая навязчивые мысли, как гром, прозвенел телефонный звонок. Мурашова волной окатил похмельный невроз. Он схватил телефонную трубку, внутренне ужасаясь и готовясь к самому худшему.
— Старший лейтенант Мурашов, слушаю.
С другого конца провода раздался знакомый голос.
— Володя, это я, Амирджан. Как дела?
Мурашов вспомнил вчерашнего товарища по попойке, симпатичного хадовца.
— Ташакор[25], хреново.
Хадовец рассмеялся в ответ.
— Ничего, мушавер[26], скоро будет хорошо. Ты не забыл о встрече?
