Заложничек неразборчиво пошлепал губами.
— Не слышу!
— Поня-а-ал.
— Какой героизм? — усмехнулась Лена. — Одна мысль, не насрать бы в штаны…
Она хотела развить эту интересную мысль, но тут из коридора (или сеней? Не знаю, как это здесь называется) послышался голос Терехина. На этот раз, слава Богу, без мегафона.
— Марина, дочка. Готова? Мне можно входить?
— Да! — крикнула я.
— Не стреляй. — И он появился в дверном проеме с поднятыми вверх руками.
Это был невысокий плотный мужчина лет шестидесяти. Глубокая лысина и круглая, почти безбровая физиономия деревенского простачка могли вызвать ложное впечатление, что имеешь дело с этаким безобидным добряком, не способным не только принимать жестких решений и наказывать, но даже по-отечески пожурить зарвавшегося бандита. Вот только глаза, глубокие и холодные, не могли обмануть. Меня, во всяком случае, не могли. Я сразу прочитала в них взгляд жестокого профессионала, бескомпромиссного и безжалостного. Я не раз в жизни уже встречала подобные взгляды. И знала, что от их обладателей лучше держаться подальше. Они умеют выигрывать. Они рождаются с психологией победителей.
— Опустите руки, — сказала я. — Я вам верю. И прикройте, пожалуйста, дверь за собой. И присаживайтесь. Чего стоять. Разговор будет долгим.
— Спасибо, Мариночка. — Дедушка-полковник — и какой же очаровашка! — устало опустился на скамеечку, еще хранившую, наверное, тепло бабулиных задниц.
— Киньте мне, пожалуйста, удостоверение.
Терехин шумно втянул в себя воздух и сунул ладошку за пазуху. Я не боялась, что он сейчас вместо своей красной книжицы выдернет ствол и устроит пальбу. Не дурак же он. И не супермен, что, в общем-то, одно и то же.
— Лови! — Удостоверение перелетело через почтовую стойку и хлопнулось возле ноги заложника Игоря.
— Лен, подай, — попросила я, и уже через пару секунд одним глазом изучала комитетскую «корку», а другим следила за своим гостем.
Его поведение пока не вызывало никаких нареканий. Сидел, ссутулившись, на уголке скамейки и внимательно изучал пол под ногами.
— Спасибо. — Я кинула «корку» назад.
— Все нормально? — Удостоверение шлепнулось возле скамейки, и Терехин, крякнув, наклонился за ним.
— Все нормально, — ответила я.
Хотя кто его знает. Нарисовать комитетскую ксиву при нынешнем уровне развития техники сейчас можно за десять минут. Только с чего это я выдумала подобную чушь — что кому-то понадобится подсылать ко мне фальшивого эфэсбэшника?
— Марина, зачем ты все это устроила? — устало вздохнул Терехин и посмотрел на меня так, как должен смотреть отец-одиночка на свою четырнадцатилетнюю дочь, узнав, что через три месяца та собралась рожать.
— Вадим Леонидович… Кажется, так?..
Мой собеседник кивнул.
— Так вот, Вадим Леонидович. А зачем менты все это устроили? Зачем меня сюда заманили? Зачем мне подбросили наркоту? Зачем требовали, чтобы я подписала генеральную доверенность? Зачем меня били? Зачем пытались меня изнасиловать?..
— Погоди, погоди. Не вали все, пожалуйста, в кучу. Давай, по порядку. Итак, каким образом тебя сюда заманили?
Я рассмеялась. Как же мне надоело излагать свою историю почти каждому встречному! Но делать нечего. Еще разок расскажу. Не надорвусь. Пусть развлечется полковник. Хотя… Все-то он знает отлично и без меня. На то и комитетчик. Профи по сохранению чистоты мундира обделавшихся младших братьев ментов. Крыша их мусорской кодлы.
И все-таки расскажу…
На это у меня ушло сорок минут. Терехин за все это время не перебил меня ни единым вопросом. Лена смолила сигарету за сигаретой и иногда молча качала головой и округляла глаза. Даже коммерсант Игорь затих у меня в объятиях. И не вздыхал. И не ерзал…
— Отлично, — подбил баланс комитетчик, когда я закончила. — А ведь Самохин, подлец, все устроил так, будто хозяйство ты ему отстрелила, а не отгрызла. Вообще, они там все замутили, в своем РУВД, так, что сам черт ногу сломит. Один говорит одно, другой — другое…
— Я третье, — хмыкнула я.
— Ты третье.
— И кому вы верите больше?
— А никому, — развел руки Терехин. — Привык верить только себе. И фактам.
Где-то я уже это слышала. И при этом не раз. Кажется, в детективах советской эпохи, в которых лощеные, до омерзения положительные, стражи порядка выдавали подобные штампы мелкооптовыми партиями.
— А я, — вздохнула я, — привыкла доверять людям… Наивная дурочка. Правда, в последнее время меня от этого недостатка благополучно избавили… ваши коллеги. — Эти два слова я произнесла скорее с вопросительной интонацией. И бросила на Терехина многозначительный взгляд. В ответ он раздраженно махнул рукой. — И теперь, ошпарившись на воде, Вадим Леонидович, дую на воду. И готова сдаться лишь на таких условиях. — Я выдержала длинную паузу, дождалась, когда комитетчик нетерпеливо буркнет: «Говори, говори», и продолжила. — Мне вместе с заложниками предоставляется возможность выехать за пределы области. Тула, Рязань… Хотя я предпочла бы Москву. Как вы это устроите, мне наплевать. Но только тогда, когда я буду точно уверена, что нахожусь в относительной недосягаемости от вашего областного ментовского начальства, мы продолжим переговоры.
Терехин коснулся рукой своей потной лысины и, не сдержавшись, гулко расхохотался.
— Я что-нибудь сказала смешное?! — окрысилась я.
— Да нет, Мариночка. Только… вот что я подумал. А тебя случайно не били по голове при задержании? Паи ты просто начиталась боевичков?
— Я просто мечтаю еще немного пожить. Этого здесь мне не сможет никто гарантировать.
— Моих гарантий тебе недостаточно?
— Более чем…
— Ясно. Ты понимаешь, что мелешь сейчас несусветную чушь? Вообразила себя террористкой чеченской? Думаешь, с тобой будут нянькаться? Да кому ты нужна! Пристрелят, и все дела! Послушай меня, старика. Не усложняй, сдавайся. Я лично гарантирую…
— Нет! — перебила я. — Никаких уступок…
— …Так мы ни о чем не договоримся. Давай искать компромиссы…
— …И никаких компромиссов. Верните мне моего парня…
— …так нельзя разговаривать…
— …только так разговаривать и буду…
— …будем искать компромиссы…
— …да пошли вы с этими компромиссами…
Мы препирались с ним больше часа. Спорили до посинения, «искали компромиссы»… Терехин грозил мне взводом спецназа, я обещала прострелить коммерсанту из Липецка коленную чашечку, а сам коммерсант негромко стенал и умолял отпустить его в туалет. Лишь Лена тихо сидела на дощатом полу, оперевшись спиной о почтовую стойку и с интересом слушала эту дикую перебранку.
