— Очень часто.
— Каждый день?
— Нет, не каждый день.
— Два или три раза в неделю?
— Да, около того. Но не всегда. Иногда он не приходил неделями.
— Почему? Как вы думаете, он куда-то уезжал?
— Нет, потому что он всегда посещал собрания у фройляйн Левенштайн.
— Где ваша хозяйка принимала господина Брауна?
— В гостиной.
— А где были вы, когда они оставались вдвоем?
— Иногда на кухне… иногда в будуаре… а иногда… — Роза нахмурила лоб.
— Что «иногда»?
— Иногда фройляйн Лёвенштайн просила меня уйти из квартиры… на несколько часов.
— Она хотела остаться наедине с господином Брауном?
— Я не знаю.
— Похоже, что так, как вы думаете?
— Я не знаю.
Райнхарда тронула ее верность хозяйке. Даже под гипнозом она старалась защитить ее честь.
— Слушайте меня внимательно, Роза, — продолжал Либерман. — Вы должны честно отвечать на мои вопросы. Повторяю: как вы думаете, ваша хозяйка хотела остаться наедине с господином Брауном?
Уголок рта девушки дернулся.
— Вы должны ответить, — настаивал Либерман.
— Да, — с тяжелым вздохом ответила Роза. — Да, я так думаю.
Либерман бросил быстрый взгляд на Райнхарда и продолжил:
— Герр Браун и фройляйн Лёвенштайн когда-нибудь ссорились?
— Иногда… иногда я слышала их голоса. Когда находилась на кухне. Кажется, они ругались…
— Что они говорили?
— Не помню.
Либерман наклонился вперед.
— Роза, представьте себе, что вы на кухне в квартире фройляйн Лёвенштайн. Постарайтесь мысленно увидеть это. Пол, шкафы с посудой, раковина… Занавески на окне. Вы можете это представить?
— Да.
— Картинка у вас в голове такая ясная и четкая, как будто это происходит на самом деле. Вы чувствуете, что снова находитесь на этой кухне. Скажите, вы сидите? Или стоите?
— Сижу. Сижу за столом.
— Что вы делаете?
— Точу ножи.
— А теперь слушайте. Слушайте внимательно… Вы слышите голоса. Это фройляйн Лёвенштайн и герр Браун. Они в гостиной и до вас доносятся голоса. Кажется, они недовольны…
— Да, недовольны и…
— И что?
— Рассержены.
— Слушайте внимательно. Что они говорят?
— Мне плохо слышно. Они слишком далеко.
— Постарайтесь, Роза. Слушайте эти голоса. Что они говорят?
— Это меня не касается. Это не мое дело.
— Но вы все равно слышите. Они кричат друг на друга. Что они говорят, Роза?
— Мне не слышно. Они очень далеко…
Либерман наклонился и взялся руками за голову девушки. Легонько нажимая кончиками пальцев на ее виски, он продолжал ровным настойчивым голосом:
— Слушайте, Роза. Слушайте их голоса. Чем сильнее давит на виски, тем громче становятся их голоса. Слушайте их… Вы сидите за столом, точите ножи… а в гостиной фройляйн Лёвенштайн и герр Браун кричат друг на друга. Что они кричат, Роза? Что?
Внезапно Роза задышала чаще.
— Убирайся… — Ее голос совершенно изменился. Безжизненные интонации транса сменились зловещим театральным шепотом: — Убирайся отсюда… ты… ты… мне противен… Мне нужны еще деньги… Убирайся, или я…
Голос Розы сорвался на рычание — странный, приглушенный звук, поднимающийся из глубины горла. Скоро среди беспорядочного бормотания можно было различить еще кое-что:
— Тео… Никогда… это последний раз, клянусь, я… Боже, помоги мне, я…
Снова наступило молчание. Слышно было только, как тихо гудит печь.
— Вашу голову сдавливает, — сказал Либерман. — Голоса становятся громче. Что вы слышите?
— Голосов больше нет.
— Вы уверены?
— Проехал экипаж по улице… Кричит уличный продавец… шнурки, покупайте шнурки… шнурки.
Либерман убрал руки с головы Розы и снова сел на стул. Лицо девушки снова стало безмятежным, как у спящего ребенка.
21
Днем ничего не произошло, и в больничном отделении было спокойно, как на озере летним вечером.
Сабина Рупиус закончила престижный колледж Рудольфинерхаус, куда принимали только девушек «из хороших семей», чтобы сделать из них отличных медсестер. Его выпускницы славились добросовестностью и профессионализмом. Но сейчас эта примерная ученица думала совсем не о работе.
Она должна была раскладывать лекарства для пациентов, но, проверив дозировку желатиновых капсул с хлоралгидратом для фрау Ауэрбах и уже собравшись налить фрау Бертрам ментоловую микстуру от кашля, Сабина погрузилась в мечты, предметом которых был доктор Штефан Каннер.
Вне всякого сомнения, доктор Каннер был очень привлекательным мужчиной. Сабина представила его лицо с удивительно голубыми глазами. От одного только воспоминания об этих глазах у нее странно щекотало в животе и вспыхивали щеки. Он был разборчив в одежде и всегда выглядел элегантно. Когда доктор Каннер стоял рядом, Сабину пьянил запах его одеколона.
Сестра Рупиус тряхнула головой.
— Так не пойдет. Это совсем никуда не годится.
Она заставила себя сосредоточиться на бутыли с капсулами хлоралгидрата. Сверившись еще раз с назначением для фрау Ауэрбах, Сабина со вздохом сняла тяжелую крышку.
Прядь каштановых волос выпала из-под шапочки сестры Рупиус, она недовольно поморщилась и заправила локон обратно, закрепив его заколкой. Изучив свое отражение в металлической поверхности тележки, девушка осталась довольна.
«У меня большие глаза и изящный подбородок. Я совсем не уродина».
Подняв взгляд, она увидела, что гувернантка-англичанка подошла к постели фройляйн Дилл, и женщины начали любезно беседовать.
Сестра Рупиус вытащила пробку из темно-зеленой бутыли с ментоловой микстурой от кашля, отмерила две чайные ложки в стаканчик и сделала отметки в листах назначений фрау Ауэрбах и фрау Бертрам.
Молодая женщина и англичанка продолжали говорить вполголоса. Сестра Рупиус еще не совсем очнулась от грез: образ доктора Каннера еще стоял перед глазами, не давая вернуться в реальность. Словно сквозь сон сестра увидела, как фройляйн Дилл открывает свою корзинку с рукоделием.
И снова Сабина Рупиус тряхнула головой, чтобы отогнать видение.
Фройляйн Дилл показывала гувернантке-англичанке незаконченное вязание, затем вытащила из корзинки пряжу и ножницы.
