над кампанией мэра.
— Ой-ой, — сказал Гэвин, слегка поморщившись. — Позволь мне угадать. Тебя попросили проигнорировать это.
Она кивнула.
— Просочился слух, что я завела дело на этого парня. Я нашла других жертв с похожими историями, которые тоже могли бы выдвинуть обвинения, если бы им не угрожали. Судя по тому, что я выяснила, мэр был обеспокоен тем, что, если об аресте расскажут в прессе, его кампания по переизбранию пострадает. Его публично ассоциировали бы с этим уродом, и это навредило бы его имиджу. Поэтому шеф вызвал меня в свой кабинет и приказал прекратить расследование.
На лице Гэвина отразилась смесь эмоций — гнев, раздражение… грусть.
— Проклятая коррупция, — сказал он.
Сиенна вздохнула, вспомнив тот момент в кабинете шефа. Она знала, что работа полиции может носить политический характер: известные офицеры и детективы, особенно высшее руководство, иногда использовались политиками в качестве пешек и жертвенных агнцев, стремящихся скрыться. И, что еще хуже, многие из них были готовы согласиться с вопиющей коррупцией. Но до сих пор она не осознавала, какое чистое зло могло стоять за этим. Ей приказали закрыть глаза, пока педофил продолжал разрушать жизни, а жертвами становились невинные дети. Чтобы исключить угрозу для вступления человека в должность. Чтобы рейтинг кандидата не упал. Это было похоже на плохую шутку.
И действительно, кому нужны «лидеры», способные на такое вопиющее пренебрежение к злу?
Сиенна решила, что после такого приказа ей нельзя смотреться в зеркало. Если бы она это сделала, то стала бы соучастницей, но она не могла бы с этим жить.
— Что ты сделала? — спросил Гэвин.
— Я арестовала его.
Она не хотела признавать, как много значило для нее выражение гордости, отразившееся на его лице, но так оно и было. О, так оно и было. Потому что, по правде говоря, она не получала такого взгляда ни от кого другого. Ни от одного человека. Даже ее коллеги, некоторые из которых выразили поддержку в частном порядке, практически исчезли, когда дело дошло до критической ситуации, не желая публично поддерживать ее. Она сказала себе, что понимала. А на самом деле? Это ее задело. Очень. Даже Брэндон выглядел шокированным и сомневающимся, когда она рассказала ему, что планировала сделать, и спросил, уверена ли она, что стоило ставить под угрозу свою карьеру. Но Гэвин смотрел на нее с таким ясным, немигающим уважением в глазах, и внезапно у нее перехватило дыхание. Она даже не осознавала, насколько ей это нужно. Тот факт, что это исходило от него, вызвал противоречивые эмоции, сеющие хаос в ее душе.
— Конечно, ты это сделала, — тихо сказал он, как будто с тех пор, как она начала рассказывать свою историю, он не сомневался, что все закончится именно так.
Она откашлялась и отвела взгляд.
— В любом случае, с моими боссами все прошло настолько хорошо, насколько можно было представить, — сказала она. — Они могли бы остановиться на выговоре или отпуске без сохранения заработной платы, а я готова была согласиться и на то, и на другое, потому что в противном случае всем сообщили бы, что не было достаточных доказательств, а я поступила нечестно, оклеветала человека, нарушила процедуру и т. д. и т. п. Но позвонил мэр, и он был в ярости. История об аресте сотрудника его предвыборной кампании получила широкий резонанс, и она была во всех новостях. Я просто ждала, когда меня уволят.
— А потом?
— А потом один из моих начальников позвонил мне и сказал, что может предложить перевод в Неваду. Ингрид, главный детектив здесь, в Рино, согласилась взять меня на работу, несмотря на разногласия.
— Ингрид. Это хорошее имя.
— Она хороший человек, поверь мне.
Гэвин улыбнулся.
— Итак, ты согласилась на это, несмотря на то, что поклялась никогда не возвращаться в эту адскую помойку.
Сиенна не смогла сдержать смех.
— Это правда.
Он улыбнулся ей.
— Ты поступила правильно, Си. — Си. Это звучало как «море», и, услышав это из его уст, у нее в желудке появилось такое ощущение — словно внутри бурлящий океан волновался и бурлил. Его тон был нежным, и их взгляды встретились. Она прервала зрительный контакт и отвела взгляд. У нее имелось странное желание дотянуться до чего-то и удержать, но она оставалась неподвижной. Словно сидела на коробке, наполненной немногими вещами, которые она собрала и положила на заднее сиденье своей машины, прежде чем отправиться прочь из своей обустроенной жизни и вернуться в самый маленький городок в мире.
— Так какой он? — спросил Гэвин. — Этот «мистер большая любовь».
— Ха. — Сиенна наклонила голову, представив Брэндона. Почему ей так трудно представить его лицо? Она почувствовала, что нахмурилась, поэтому расслабила бровь. — Он юрист.
— Это его определяющее качество?
Сиенна закатила глаза.
— Нет, это не его определяющее качество. Что ты хочешь услышать? Его имя не «Мистер Большая любовь»; это Брэндон Гатри. Он добрый. Красивый. Его очень любят. Он предприимчивый. Поддерживающий. — По большей части.
Ведь он совсем не хотел, чтобы она переезжала сюда и воспользовалась представившейся возможностью, чтобы спасти свою карьеру. Могла ли она винить его? Он любил ее и хотел начать совместную жизнь, а не откладывать ее из-за необходимости поддержания временных отношений на расстоянии.
— А ты? — спросила она, пытаясь предать легкомысленный тон и подозревая, что ей это не удалось. — Ты никогда не был женат?
Он на мгновение замер, его взгляд скользнул по ее чертам, что-то изучая.
— Нет.
— Когда-нибудь был к этому близок? — она спросила.
— Да, один раз, — сказал он. — Давным-давно.
У нее защемило в груди, а потом она поняла, что он имел в виду ее, и в том месте появились шипы.
— Не смешно, — сказала она.
Он едва заметно улыбнулся, но тон его был мягок, когда он ответил:
— Я знаю. — Он сделал паузу. — Но нет, я никогда не был близок к браку.
— Почему нет? — ей было трудно поверить, что такого мужчину, как он — великолепного, богатого, успешного — не окружала стая женщин. И, вероятно, так и было. Возможно, он просто не хотел жениться ни на одной из них. Возможно, он давно понял — в тот самый день, когда она ждала в часовне, наполненной искусственными цветами, — что холостяцкая жизнь была для него важнее, и осознанно выбрал ее.
Возможно, это означало, что ей не следовало принимать это на свой счет. Это было не из-за нее. Так произошло бы с каждой женщиной на земле. И почему мысль об этом дне до сих пор вызывала у нее горечь и грусть, даже сейчас?
В ответ на ее вопрос Гэвин пожал
