кивнул.
— Ты говорил, что знаешь, к кому обратиться.
— Да. Тирликас.
Глаза Гусака полезли на лоб, челюсть отвисла. Я добавил:
— Можешь обратиться к нему прямо сейчас, дальше он должен сориентировать.
— Офигеть…
— Только — никому, — предупредил его я и поднялся к себе.
Я думал, что на тренировку Витек не пойдет, соберет всех вечером, чтобы проститься, а на следующий день отчалит. Но, как это ни странно, Гусак заявился в раздевалку, поймал мой недоуменный взгляд и пожал плечами. Поговорить с ним все равно не получится — это не для сторонних ушей беседа. Я принялся бинтовать запястье эластичным бинтом. Хоть боль и прошла, руку пока лучше беречь.
Все окружили меня, и началось: а что, а как, а зачем? Я ответил просто:
— Заявку рассмотрели. Пообещали беспредел прекратить.
— Так а нахрена такие церемонии? — удивился Микроб.
— Поверьте, такие люди сюда бы не снизошли, а разобраться надо было быстро, потому что народ возмущается.
Такой ответ всех устроил. «Титан» развернулись к выходу, но Витек встал перед дверью, раскинув руки, и проговорил:
— Мужики, я должен кое-что сказать.
Надеюсь, Витаутыч его проинструктировал, что можно говорить, а чего нельзя.
— Вы офигенные, — продолжил он, — но я не могу с вами больше играть. На двух последних играх буду, подстрахую, а потом мне надо в больницу, голову лечить. А то спать не могу… Болит, кружится…
— Так что, нам тебе замену искать? — воскликнул Круминьш.
— Что с тобой? — распереживался Микроб, подошел к Витьку. — Надеюсь, ничего серьезного, и ты вернешься.
Глаза Гусака заблестели, он сел на лавку и закрыл глаза, запрокинув голову. Больше всего на свете он хотел играть, но выбор был невелик: игра или жизнь. А мне подумалось, что раз он видит другие реальности через сны, то способен помочь Горскому узнать, что случилось с его двойником в нашей ветке.
Но не сразу, конечно. Гусаку придется долго учиться управлять даром.
Наши обступили Витька, начали расспрашивай и прогуляли время выхода — в раздевалку ворвался разъяренный Саныч.
— Что тут у вас? — Он указал на дверь. — А ну живо на поле!
— Сан Саныч, — виновато проговорил Витек. — У меня это… разговор к вам. Важный.
Все начали выходить из раздевалки, оставив Саныча и Гусака наедине. Хлопали Витька по спине, трепали по голове, глядели с сочувствием.
А вечером, после тренировки, мы все-таки пересеклись с Гусаком, и он сказал, что уезжает после игры с «Торпедо». Так-то заявочное окно открыто, несложно будет кого-то найти, все равно ведь основная нагрузка на Микробе.
Я думал, что Тирликас начнет расспрашивать, кто и зачем меня вызывал, но он вел себя так, будто ничего не случилось: то ли был в курсе, то ли понимал, что я не расскажу то, чего ему знать не следует. А вот с Димидко пришлось объясняться, он мне не особо поверил, но углубляться не стал.
20. 05. 2025 г., Москва
В этой реальности стадион им. В. И. Ленина не был переименован в «Лужники», он не стал огромным рынком, и памятник вождя не снесли. Этот стадион не знал Джексона и Роллингов. Да и не ассоциировался он со словом «Лужники», разве что только место.
А то ведь как бывает, переименуют что-то, а новое название не приживается. Это как девочка Курочкина, которая вышла замуж и стала Шуваловой, все равно для одноклассников останется Курочкиной. Так вот, сейчас — другой случай.
Стадион, конечно, модернизировался, но на тот, что в нашей реальности, был совершенно не похож. Он сохранил свой первозданный облик. Не просто стадион — стадионище. Кругом спорткомплексы, закрытые поля и хоккейные площадки, и — огромнейший футбольный стадион. Самый большой в стране, на минуточку! Да и в мире — не последний.
Сегодня мы играем с «Торпедо», нашим главным конкурентом из Первой лиги, мы с ними шли ноздря в ноздрю. Команда вылетела из вышки на целых три года, а потом ее возглавил их бывший игрок Юрий Тишков, в нашем мире пытавшийся стать футбольным агентом и устраненный, видимо, конкурентами. Меня очень расстраивало, что его убийство так и не раскрыли.
И очень радостно было наблюдать его целым и невредимым.
Эксперты называли эту игру битвой молодых, хотя Тишкову за пятьдесят, и пытались подогреть интерес, но все равно некоторые трибуны пустовали. Давно торпедовцы не собирали полные трибуны. Даже когда начали раздавать билеты бесплатно работникам ЗИЛа — все равно. Даже когда школьников стали пускать. Да, историческая команда, но все же не «Динамо» и уж точно — не «Спартак».
Если бы собрался полный стадион, болельщицким одним криком задавило бы!
А так — хорошо. Открыто, солнечно, тепло. И не глохнешь от дебафов недружественных болел.
Не так давно Тирликас рассказывал всякие ужасы о негласном решении «придержать коней». Считают, что мы слишком молоды для того, чтобы в тройку лидеров попасть. Потерпим еще, поживем, потремся. А медали — кому-то другому важнее и нужнее. Наверное, тем динамовцам.
А теперь, по идее, должен быть зеленый свет — ну не станет же Горский слово нарушать!
Вот и посмотрим.
Я вышел в рамку, повращал рукой, еще раз убедившись, что она в порядке, разжег внутренний огонь. Ребята выстроились по точкам, помахали нашим болелам, которых было меньше, зато орали они мощнее.
Свисток!
Побежали!
А нет… Не побежали. Уткнулись.
Торпедовцы — они, как и мы, быстрые и техничные. Традиция такая: мяч вперед, и нападающие разбирают любую оборону. Ну, ладно — не любую. Но рвануться вперед нашим они не позволили.
Сегодня мы играли в стандартную схему, но теперь здоровяки были в порядке, и учитывая еще, что «Торпедо» всегда строилось на крепких и высоких футболистах, впереди у нас вышли Сэм и Ряба. И вот бы им потолкаться сейчас, соорудить что-то… А — нет. Прижали нас, и никто не может выскочить за среднюю линию. На своей половине толкались, и оба нападающих — в штрафной, страховали защиту, снимали верховые мячи.
Я кричал на своих, чтобы мяч придержали. Чтобы дали возможность нашим краям зацепиться и убежать — нет, не выходило. Один пас… И второго уже нет. Торпедовцы умело накрывали. Они знали, кого и как держать. То есть гордиться можно — нас изучали, по нам играли специально! Тишков молодец!
Какая там гордость?
Душат же! Играть невозможно!
И как обычно, когда долго обороняешься, начинаются ошибки. А ошибки в защите — это всегда нарушения.
