— это призраки. — Вот придёт барс и откусит ему башку! С хрустом!
— О-о! — только и нашёлся сказать Истэчи.
А я зашагал к костру.
Я же не жрать туда иду, а подраться. Значит, всё пучком.
Возле жертвенного костра, совершенно уже прогоревшего, стояло два огромных котла с бараниной. И мяса там было ещё достаточно рыл на десять.
Видно, трапезу по привычке рассчитали совсем на другое число бойцов. А осталось их — вместе с молодыми и «безлошадными» — всего три десятка.
С полдюжины воинов Ичин разослал по каким-то делам. Кто-то ушёл спать. Двое чинили одежду. Местный «музыкант» настраивал бандуру с одной струной. (Как её вообще можно настроить?)
Из самых старших у костра, считай, никого и не было. Только Мерген наставлял Ыйгена. (Как бы не помешал мне этот «правдолюб»…)
А вот группа самых молодых — половину из них я уже знал по именам и крепости запястья — спать не собиралась. Они сидели вокруг одного из котлов и переговаривались, обеспокоенно поглядывая на небо.
— А что, араку не везут ещё? — спросил один из них у Истэчи, и я чуть не рассмеялся.
Испортил я им сегодня всю церемонию!
Сначала меня должны были условно «сжечь», потом торжественно похоронить с речами. Потом бы как раз и спиртное подвезли. И пошли бы отличные поминки на моей свежей «могиле».
Но всё смешалось в доме Облонских, и обряд получился через пень-колоду.
Жаль, что так вышло. Пьяный Мерген мне бы сгодился сейчас лучше, чем трезвый.
Однако ждать, пока привезут араку, я был не намерен.
Раз Ичин боится этого недошамана, Мергена, должен же кто-то ему вразумление сделать в филейную часть?
Все простенькие местные техники фехтования молодёжь мне уже показала, и я не сомневался, что справлюсь.
Подошёл к Мергену и уставился на него снизу вверх.
Блин! Он меня на полголовы выше. Такого плечом не толкнёшь. Словами придётся оскорблять.
— Ты, хрен с горы, — сказал я Мергену, вполне доброжелательно улыбаясь. Решив, что устрою недошаману воспитательную акцию, я успокоился, как стекло. — Тебе как — тоже подмышку ножиком ткнуть? Или как воины будем драться?
Глава 16
Поединок
В первую секунду Мерген смотрел на меня непонимающе: мол, что за тля устроила наезд на его величество божью коровку⁈ Да он этих тлей сжирает по пятьдесят штук в день! И даже без масла!
Но потом до воина дошла суть оскорблений, и кровь его рысью понеслась в мозг: глаза выпучились, морда побагровела.
Какой горячий восточный парень! А я и не знал, что местного авторитета можно выбить из равновесия тремя фразами. Дикари-с. И как бы они жили во времена фейков и повального хейта в соцсетях?
Я-то думал, мы ещё обменяемся парой реплик, заготовил кое-что интересное. А Мерген уже созрел.
Хотя свою роль сыграло и то, что Итэчи в это время завладел вниманием местной молодёжи, радостно втирая ей байки. Барсы начали посмеиваться, косясь на Мергена.
Конечно, недошаман даже не подумал про меч. Какой поединок с мальчишкой?
Он размахнулся от всей своей широкой души, собираясь врезать мелкому паразиту кулаком в нос.
Эх, «ра-а-ззудись плечо, размахнись рука!..» * И… полетел мордой прямо туда, где ещё недавно горел костёр. В самую мешанину углей и пепла!
Барсы зафыркали, давясь смехом. Я тоже заулыбался — прикольно вышло.
Ну, не виноват я, что бабушка, заметив, как внук проявляет в песочнице несвойственный возрасту пацифизм, повела меня в секцию айкидо. А шуточные поединки с Истэчи и его приятелями немного уравновесили обе части меня — жёсткую хватку Камая и мою собственную сноровку.
Я сам не понял, как увёл летящий в ухо кулак в слабую зону и послал его обладателя «головой к земле», как и положено было в стихотворении поэта Кольцова.
А что? Хорошее стихотворение. Бабушка меня разным стихам научила: и про скифов, и про то, как кобылу овсом из цилиндра кормить. Школьные я позабыл, а бабушкины — помню.
Мерген стихов Кольцова не оценил. Он поднялся, отряхивая руки, и стал озираться, бурча нехорошие слова про чью-то мать, родившую байстрюка от медведя**. Судя по выражению испачканного золой лица, он не верил, что это я его повалил.
Ну, я же — мелочь совсем. Недоросток. Веса бы не хватило.
Он шарил вокруг глазами, подозревая, что кто-то из барсов вмешался и толкнул его в спину. А молодые воины чинно сидели на земле у котла с бараниной и ехидно ему улыбались.
Мерген засопел, опустил взгляд на меня. Ощерился, чуя подставу.
Попадись он мне в моём мире — сразу бы понял, что пора валить с этой милой полянки. Росту-то в нём на европейский манер было — хрен да маленько. Сантиметров сто шестьдесят или сто шестьдесят пять. Этакая вошь в чепчике.
Я засмеялся. Ой, нехорошо это было — подростку ржать над таким вумным дядей. Но кто бы смог удержаться? Столько высокомерия было в красной роже Мергена, украшенной грязными разводами — прямо местечковый Рэмбо.
Я ржал. Засмеялись и молодые барсы: негромко, но очень обидно. Мергену нужно было или как-то суметь отступить с честью, или…
Он не сумел. Взревел, схватился за ножны и… я скользнул под руку с мечом, которым меня намеревались с размаху разрубить пополам.
Удар был такой же прямолинейный, как и всё, что я тут уже видел: безо всяких финтов и обманок. Словно я не мог ни уклониться, ни отпрыгнуть в сторону. Странно.
Мерген, конечно, не удержал равновесия: пролетел мимо меня и чуть не грохнулся во второй раз.
Барсы захохотали уже во всю мощь молодых глоток, а из крайнего аила вышел Ичин и стал с интересом наблюдать за нашим поединком.
Убивать Мергена я не планировал, хотел проучить как следует. Потому и смеялся — выводил из себя. Были у меня подозрения, что барсы — сильно горячие, и от возраста эта черта не зависит.
Камай был достаточно хорошим фехтовальщиком для воспитательного мероприятия, а я знал много приёмов айкидо, где вес и сила противника — ему же в минус.
В сумме это делало из поединка цирковой номер. И спасало Мергена лишь то, что я ещё не очень освоился с телесной памятью Камая. Иначе устроил бы ему форменное избиение мечом плашмя по причинным местам.
Мерген бросался на меня, как бык на красную тряпку. Камай проводил приём, а я делал обманное движение, сбивал с ног.
Злости во мне накопилось достаточно, чтобы
