гляди, Лешка, вы их обратно нам всех отдадите!
Две с лишним сотни верст, отделяющих Бырлад от Бухареста, конная часть авангарда дивизии преодолела за двое с половиной суток. Казачьи сотни ворвались в город с севера, со стороны озер и пошли по его улицам с посвистом. За ними, разбившись на небольшие колонны, следовали на конях драгуны и егеря.
– Вот, братцы, у этого самого озера наш полковник и любил нас гонять, – показал рукой Лужин на открывшуюся перед отрядом водную гладь. – А дальше еще большие озера Тэй и Флоряска лежат, так там у нас стрелковый и пионерский полигоны были, гимнастический городок и небольшая крепостица. А совсем рядом банька стояла, – и он стукнул себя по серой от осевшего толстого слоя пыли куртке. – Эх, а вот в баньку бы нам не помешало сейчас!
В городе никаких регулярных войск сейчас не было. Уже сутки как австрийская армия его покинула, отойдя в спешке на северо-запад. Турецкие же войска зайти в него еще пока что не успели. На рыночной площади казаки изловили с полтора десятка мародеров в грязных мундирах цесарцев и, подталкивая древками пик, гнали их к центральной площади.
– Вашвысокблагородие, вот, местные пожаловались, говорят, что злобствуют они, грабят и насилуют мирных, – доложился старшему авангарда казачий хорунжий. – Как только армия австрияков отсюда ушла, так сразу же это и началось. Власти-то никакой вроде как бы в городе сейчас нет, ну, вот они этим и пользуются.
– Власть над городом отныне принадлежит ее величеству матушке императрице Екатерине и славной русской армии, – ответил казаку Остен-Дризен. – Власть эта справедливая и суровая, – возвысил он голос, увидев, что на площади собираются группки из местных. – Власть эта по их делам и по заслугам воздает каждому. Население Валахии отныне находится под рукой Русской империи, которая готова всегда его защищать и покарать его притеснителей, стяжателей али насильников. Хорунжий, в петлю всех этих, – кивнул он на задержанных мародеров, – и развесить их по деревьям вокруг площади. На сколачивание виселиц у нас сейчас времени нет.
Казаки ловко скрутили брыкающихся австрийцев, и уже через десять минут по сторонам главной городской площади на деревьях болталось полтора десятка повешенных.
– Два часа отдыха, и потом выдвигаемся в сторону дальнего леса к Журжи! – скомандовал полковник.
* * *
– Не растягиваться, не отставать! – крикнул поручик, пропуская мимо себя разрозненные ряды первой полуроты. – Константин, приказ командира полка: кто марш не выдерживает или у кого ноги собьются, тот сходит на обочину, чтобы другим не мешать. Его или интендантские подберут, или он сам потом до нас добредет.
– Приказ понял, господин поручик! – отозвался Огарев и, оглянувшись, хрипло скомандовал: – Подтянись, братцы! Шире шаг! Все хромые и квелые, отходи в поле, не задерживай колонну!
– Это какой же позор, – облизнув пересохшие губы, негромко пробурчал Коробов. – Чтобы егерю да с ногами занедужить или же вовсе без сил на обочине свалиться. Нет, ну, я понимаю, коли он раненый и много крови с того потерял, тогда-то оно конечно, а вот так…
– Да гнать такого из егерей! – поддержал Егора шагающий рядом с ним Чижов. – У нас вон в Тамбовском были такие же хитрецы, у которых то вдруг живот перед дальним маршем прихватит, а то вдруг сапог мал становится и он в кровь всю ногу собьет. Бы-ыстро их всех вылечили. Батальонный командир у нас сам из ливонских немцев был, любил их высокоблагородие палочки. Вот так по паре десятков пропишет их хво́рому, так тот потом быстрее всех вестовых скороходов бежит.
– Это да-а, в пехоте такое бывает. – Егорка смахнул со лба капли пота. – У нас-то палочки не прописывают, не принято такое. Макушка лета нонче, чтоб ее! Вот ведь гляди, как солнце жарит! Третий день всего марша, а мне кажется, что я уже год вот так вот шагаю. Все ноздри в пыли, глаза слезятся, а на зубах песок вечно скрипит. Карпуш, давай, может, совню твою понесу?
– Са-ам, – покачал головой товарищ. – Ты и так вон походный котелок на себе тащишь, хватит и того с тебя.
– Дык она, совня эта, мне же словно родная, – улыбнулся егерь. – Вспомни, как ты ей от янычар на Рымнике отмахался и меня от верной смерти прикрыл. Как бы в долгу я перед ней.
– Перед ней, да? – ухмыльнулся Чижов. – А в чьих руках она была и кому долги отдавать надобно, об этом ты не подумал?
– Да в твоих, в твоих, братка, – ответил с улыбкой Егор. – Отдам, ты не бои-ись, тоже прикрою в случае чего, – и хлопнул ладонью по прикладу фузеи. – Я для свово ружжа перед походом остро штык наточил.
– До Узерчени пять верст, до Узерчени пять верст, – словно бы ветерком пронеслось по вымотанной пехотной колонне.
– Ну, все, Андрей Казимирович, кажись, доходим мы до привала, – выдохнул шагающий в голове ротной колонны поручик. – Там речушка небольшая есть, зелень и хоть какая-никакая, но тень. Глядишь, вскоре и походные кухни с ужином подкатят. А потом еще один дневной переход – и уже Бухарест. У нас-то в роте ведь отстающих пока что не было?
– Нет, Бог миловал, Вадим Валерьянович, – помотал головой Мейер. – Во всем батальоне только пятеро таких сыскалось и аж трое со второй роты.
– Ну, будет сейчас на орехи Тарасову, пускай он не чванится теперь, – мстительно улыбнулся Ширкин. – А то, вишь, в батальонные заместители он намылился и на последних стрельбах всех обошел. Так загордился, что даже и смотрит свысока. За Георгием и чином в Бухарест собрался: расшибусь, но добуду их себе, говорит.
– Поглядим, как оно еще там, в бою-то будет, – поддержал командира подпоручик. – Это ведь вам не дырочки на мишенях считать, война все на свои места расставит.
* * *
Первыми берега реки Арджеш достигла сотня второго донского полка.
– Руби их! – рявкнул командир, и кони вынесли всадников на мост. Хлопнуло несколько разрозненных выстрелов, и небольшая охрана из оставшихся в живых турок бросилась в панике врассыпную.
– Русс казак! Спасайся!
Прошло пять минут, и возвратившиеся к захваченному мосту всадники, спешиваясь, вытирали окровавленные клинки.
– Шестопалов! Маркел! – сотник подозвал к себе урядника. – Бери десяток Нифана и вихрем скачите к господину полковнику. Скажи ему, что мы тут мост целым взяли. Пущай скорее к нам сюда поспешают, а то не знаю, вдруг турки опомнятся. Хорунжий! – кивнул он стоящему подле осанистому казаку. – Бери три десятка, проедете верст на пять, на шесть от моста к югу, будете там нашим передовым дозором. Дальше, уже перед самым озером большой лес начинается, глядите не лезьте туда,
