в спину.
Эта квартира выглядела скромнее, но показалась мне уютнее, чем та, в которой жили Дуглас и Лайза. Стены в тёплых тонах — жёлтые, бежевые, персиковые, паркет медово-оранжевый. Мебель преобладала из дерева, хотя её было не так много, в основном крупногабаритные шкафы, комоды, стулья. В квартире встречалось совсем незначительное количество мелких предметов интерьера; на окнах висели однотонные занавески и шторы, и всё же выглядела она не сильно обжитой. Пока я прохаживался по комнатам и не торопился выяснить, чьим жилищем Лайза решила воспользоваться (я надеялся, с ведома собственников), она по-хозяйски поправляла диванные подушки, завела механическую шкатулку, которая стояла на тумбочке в комнате с односпальной кроватью, спокойно трогала вещи и вообще прекрасно ориентировалась. Думаю, Лайза уловила, как я измучился любопытством, но боялся спросить что-то невпопад. Она прислонилась к арке, разделявшей столовую и гостиную:
— Это квартира моих родителей. Я тебе рассказывала, что не так давно они перебрались за город. Сейчас у них просторный коттедж с террасой, большущим садом и бассейном. До этого мы жили здесь.
Значит, опустевшей, а не малообжитой показалась мне здешняя атмосфера.
— Ты жила тут до твоего замужества?
«К чему было это уточнять?!!!»
Лайза отреагировала нормально:
— Да. Училась я в городе, поэтому отлучаться из дома надолго не приходилось. Ты, наверное, уже понял, что я росла абсолютно домашней девочкой.
Как она это умела? Я сразу забыл всю неловкость. Лайза посмотрела на экран телефона, который держала в руке. Я вспомнил о времени — оно убегало вперёд, не спрашивая. «И как только она меня терпит?!» Я подошёл ближе и притянул её к себе. Отведённый час или больше я могу провести с ней и всё остальное неважно. Я не буду выяснять, во сколько её будет ждать дома Дуглас и дома ли он сегодня вообще — я больше не повторю своих ошибок! А уже допущенные буду учиться исправлять так же оперативно, как умела моя любимая.
Лайза за руку проводила меня в спальню своих родителей, где чуть ли не половину комнаты занимала аккуратно застеленная кровать. Я считал, что мы поступаем не совсем тактично, но, вспомнив альтернативу — односпальную кровать в комнате самой Лайзы и фигурный неразборный диван с жёсткими подлокотниками в гостиной, подавил в себе зачатки потревоженной деликатности.
— Значит, здесь и прошло твоё детство? — спросил я у сидящей на противоположном краю кровати Лайзы.
Она подогнула под себя ноги и выглядела очень мило в небрежно накинутой простыне. Лайза смотрела вокруг с видом, который не вызывал сомнений — она хорошо знала каждый сантиметр тканей, каждый изгиб в резьбе на дверцах, все-все звуки и запахи. Её мама, оказывается, забрала в новый дом какую-то часть вещей, даже небольшую мебель, особо полюбившуюся, и сейчас периодически навещала квартиру и поддерживала в ней некое состояние ухоженности, чего совсем не понимала Лайза.
— Да, — прервала свою задумчивость Лайза. — Точнее с того дня, как мы обзавелись собственной квартирой. В первые же годы.
Она указала рукой на дверной проём спальни:
— Ежедневно практически вот там я стояла, опережая будильник, такая растрёпанная малышка, и повелительно требовала внимания к себе с самого утра! Мама говорит, это было то ещё зрелище!
От смеха Лайза залилась румянцем.
— Почему у вас с Дугласом нет детей? — я совершенно не взял в ум, что они женаты меньше года, но вопрос уже прозвучал.
Она сразу посерьёзнела:
— Знаешь, Мэтью, я думаю… я решила, что мой ребёнок появится тогда, когда наступит самый лучший момент. Это случится тогда, когда создадутся самые лучшие условия. И это не будет зависеть от меня. Он родится, когда подсознательно буду готова я и когда будет готов сам малыш. Потом, надо учитывать, что не всё сводится ко мне. — Лайза говорила сбивчиво, мне трудно было разобрать её путаный английский. — Ребёнок должен родиться в то самое время и от того самого мужчины.
— Неужели Дуглас — не подходящий для этого мужчина? — я не преследовал цели оскорбить его, а спросил искренне, пытаясь разобраться в причинах замешательства Лайзы.
— Дуглас очень достойный человек. — Лайза опустила глаза и стала рассматривать узор на простыне, край которой разгладила пальцами.
Я задал вопрос, не подумав. Просто она предавалась воспоминаниям о своём детстве, проведённом под бережной опекой родителей, так проникновенно, что мне показалось, ей самой не хватает возможности проявить к кому-то привязанность и заботу. Наблюдая за Лайзой и боясь спугнуть её умиротворение, я рассудил, что в некоторых странах супруги начинают готовиться к рождению детей, когда им далеко за тридцать. Кого-то удерживает необходимость завершить образование, может остро стоять карьерный вопрос, существуют и другие обстоятельства. Я знал, что Дугласу многим больше тридцати, но Лайза была ещё так молода и, возможно, действительно не чувствовала себя готовой к материнству.
«Ты будешь замечательной матерью», — подумал я и придвинулся ближе, чтобы обнять.
Кому-то из вас Лайза может показаться сумасбродной натурой, оторванной от реальности, пребывающей в абстрактных мечтаниях и придумывающей для себя несбыточные цели, но поверьте, она отлично разбиралась в жизни и всегда знала, чего хочет.
***
Странно, но ни Андрей, ни двое других моих соквартирантов не интересовались, куда я отлучаюсь после работы. Вероятнее всего они решили, что это легко объясняется необходимостью обогащать свой «исследовательский» опыт (мне так было бы проще). Тем более у них велась настолько необузданная личная жизнь, что они могли вовсе не заметить моего отсутствия ночь напролёт.
Оставшиеся будни я отдал работе (но только физически — в голове моей обосновалась любовь), а вот суббота моя целиком принадлежала Лайзе. Так я планировал, но позже выяснилось, что от меня примут только первую её половину. Мы собрались посетить городской музей, а после я рассчитывал уговорить Лайзу на поход в театр.
— Мэтью, тебе придётся обедать без меня, — сообщила она у входа в музей, расправляя ажурные рукава своей блузки, спадающие на кисти рук тонким белым шитьём. — Я уеду: мы с Дугласом приглашены на ужин к его родным. Мне нужно подготовиться к вечеру.
— Дуглас дома? — я придержал дверь за объемную деревянную ручку с металлическими набалдашниками.
Лайза кивнула, не отвлекаясь от своего занятия.
— Что ты ему сказала, когда уходила? — я поражался невозмутимости Лайзы.
— Что иду в музей. Я сказала правду.
Она закончила свои прихорашивания и, положив руку на сумочку, которая свисала на узком ремешке с её плеча, не могла наглядеться, как ткань блузки идеально сочетается с белой кожей сумки.
— Завтра? — поддержал её краткость я.
Она мотнула головой, чем дала понять, что воскресенье мы проводим врозь. Только сеанс созерцания
