неизвестно, кто кого защищать будет в паре.
Как же всё поменялось. Больше зверя взять малым трудом нам не светит. Для мохнатых громадин мы отныне — не «какая-то мелочь», а «мелочь опасная». Нас встречают, повернувшись к двуногим рогатыми мордами, с угрожающим блеянием.
— Теперь безнаказанно не пырнёшь, — сообщает мне Бровь. — Готовься тикать. В этот раз будут гнать.
С двух сторон приближаемся к выбранному бычку покрупнее. Тот храпит через широченные ноздри. Вот-вот кинется. Слева Лима уже пыжится забодать ещё более крупный бизон. Кожемяка проворнее. Краем глаза замечаю, как друг протыкает копьём шею зверя. Наш тоже уже обречён. Страха нет. Кровь по жилам толкает азарт. Я шустрее этой туши в пять раз. До рва и стены за ним меньше сотни шагов. В любой миг могу сдёрнуть, и йока с два меня эти рогачи-переростки догонят.
Краем глаза замечаю, как надо мной пролетают два человека. Один сидит на спине у другого. Не знатные и не кто-то из наших. На безымянных всего кулака одёжа другая — попроще.
— Ребята из вольных, — поясняет Бровь. — Полетели крупняк валить.
А ведь дело. Меня бы кто так прокатил. Подлететь к той громадине, что приметил ещё на стене, и незримым клинком башку — чик. Но, что есть, то есть. Бровь замахивается на выбранного нами бизона. Тот бросается на него, опустив рогатую голову. Я подгадываю момент и бью сбоку в мохнатую шею.
Доли решают. Тот Китар, что некогда промышлял козлорогов в Шипучке, едва ли бы смог пробить эту шкуру копьём. Китар нынешний и зубана броню бы проткнул. Как же приятно быть сильным!
Выдёргиваю копьё из брызнувшей кровью раны и добиваю бизона ещё одним точным ударом. Бросаю быстрые взгляды по сторонам. Что слева, что справа народ занят пляской с рогатой добычей. Возле наших отрядов точно также ведут танец боя другие пальцы центрального кулака. А вот лордов и вольных не видно — те куда-то ушли. То ли вклинились в стадо, то ли сместились подальше, что нам не мешать. То есть, это мы-слабаки им мешаем.
Впрочем, кто-кто, а я точно не самое слабое звено в длинной цепи добытчиков. Вернее, мы с Бровью. Безымянный уже выманивает на себя следующего бизона. Вот йок! Сразу два рогача вознамерились забодать приставучую мелочь. Не обладающий моими долями охотник едва уворачивается от парной атаки. Тут пора бы помочь. С громким криком налетаю на одного из зверей. В шею бить неудобно. Достаю копьём в брюхо.
Это я орал громко? Нет. Вот мохнатый раненый бык ревёт, так ревёт. И лёд треснул. Коллективное терпение стада — ну, или ближней к нам его части — лопнуло, и подхватившие мычание собрата бизоны попёрли на нас коричневой рогатой волной. Ну, теперь уже точно тикаем.
— Смертик!
У бросившегося ко мне Брови на хвосте сидит один из тех двух первых быков. Безымянный хромает. Или подвернул ногу, или бык-таки умудрился его достать. И он с такой ловкостью ещё прикрывать меня думал. Похоже, Матвей нас расставил так, чтобы местных безымянных сберечь, а не предзам помочь. Мы же их-слабаков превосходим на три головы.
— В сторону!
Ну, хоть хватило мозгов исполнить приказ. Бровь отпрыгивает, и вылетевший из моего кулака незримый клинок входит зверю точнёхонько в лоб. Смерть мгновенная. Рухнувший бизон пашет землю рогами. Ну вот… Пришлось дара чуть слить. Ну ничего — у меня ещё на десяток таких уколов хватит. Если быстро клинки призывать и так же быстро гасить, я свои секунды нормально растягиваю.
Наверное, надо про это поведать Матвею, а то не уверен, что тот правильно понял мои объяснения. У многих одарённых, как у того же Сепана, к примеру, способность можно призвать лишь единожды в день. Усилился — и пошли три секунды, пока не закончатся. И у Вепря с его яростью точно так было. Кстати, похожи их дары друг на друга. У сёпы «могучесть» мощнее, но по времени действует меньше.
А бизоны не только нас с Бровью решили погнать. По всей линии соприкосновения, сколько мне её видно, осознавшее, что от двуногих козявок исходит реальная опасность стадо пришло в движение. Рогатые волны с гулким топотом катят на удирающих людей. Сепан с Лимом, как и все, бегут прочь вместе со своими напарниками. И охотники быстрее зверей. Командиры прекрасно знали, что делали, выбирая тактику боя. Мы отступаем, но паники нет. Где там Бровь? Пора дёргать отсюда.
Йок! Как же больно! Я падаю! Внезапно прилетевший удар выбил искры из глаз. Голова, по которой меня приложили, чем-то тяжёлым и твёрдым, немедленно пошла кругом. Земля приближается. Врезаюсь лицом в траву. Если потеряю сознание — мне конец. Уже вижу копыта передних бизонов, под которыми я найду свою смерть.
Но, спасибо, крепь — мир не гаснет. Перекатываюсь рывком в сторону, уходя с пути мохнатой громадины. Вскакиваю, чтобы тут же снова упасть. Толчок в спину бросает меня под другого бизона.
Бровь! Эта тварь ещё здесь! Хромота — лишь притворство. Безымянный специально пихнул меня в спину. Он же, видимо, обухом топора, уже снова засунутого за пояс, и огрел меня по башке. Вот же кунье дерьмо! Втихаря решил прикончить меня чужими руками. Вернее, копытами и рогами. Ран, оставленных оружием, на трупе не будет, а свидетелей и тем более нет. В момент подлого удара, наши все уже бежали к стене. Что я этому выблюдку сделал?
Но раздумывать, как и любоваться сверкающими пятками Брови, несущегося ко рву, нет времени. Промелькнувшие только что мысли заняли долю мгновения. Первые бизоны уже пронеслись мимо. Я внутри стада. Вокруг скачут мохнатые великаны. Направленные на меня рога приближаются, а до свободного от бизонов пространства десяток шагов. Преодолеть их мешают косматые туши.
Взмах рукой — и незримый клинок заставляет трёх ближних бизонов рухнуть с подрезанными ногами, едва не накрыв меня тушами. Я вовремя успел откатиться. Резко вскакиваю. Больше жалеть дар смысла нет. Только он и поможет. Бросаю копьё. Йок с ним с жалованием, из которого вычтут его стоимость, если потом не найду оружие. Выпускаю из обоих кулаков невидимые клинки на всю длину, и, размахивая руками, как обезумевший косарь косами, мчусь вперёд.
Кровь летит во все стороны. Вокруг падают разрубленные туши. Я куницей скачу по мохнатым трупам.
Ох! Удар чуть пониже спины отправляет в полёт. Рог продрал ягодицу. Но ускорение на руку. Разваливаю надвое двух последних бизонов, загораживавших мне обзор, и стена, наконец, предстаёт перед взглядом.
