В конце коридора Брэтэм замедлил шаг, подождал Виолу, потом потянул за ручку двери и открыл ее для гостьи.
— Будьте добры, подождите здесь, мадам. Его светлость присоединится к вам сию секунду.
Виола кивнула, сделала три шага вглубь комнаты и замерла, ошеломленная открывшимся видом.
Зеленый салон был ослепителен. В изысканной обстановке преобладали насыщенные оттенки коричневого и яркие тона зеленого, северную стену прорезали высокие окна, выходившие в пышный, благоухающий сад, который сейчас напоминал лес в сумерках. В центре комнаты стояло два одинаковых бархатных дивана изумрудного цвета, между ними темный чайный столик, а по бокам два коричневых кожаных кресла.
Оставшиеся три стены, затянутые зеленым бархатом, были щедро украшены цветочными натюрмортами в золоченых рамах. Но главной изюминкой салона были вазы всех форм и размеров, наполненные живыми зелеными растениями. Они стояли на приставных столиках, на чайном столике, на каминной полке и даже на деревянном полу в огромных золотистых кадушках, создавая в комнате атмосферу ботанического пиршества. Мать Виолы упала бы в обморок при виде такой красоты.
— Моя любимая комната в доме.
Виола резко обернулась при звуке его голоса, такого же насыщенного и бархатного, как сам салон. Едва она увидела герцога, сердце быстрее забилось у нее в груди, а глаза широко распахнулись.
Ян стоял на пороге, заложив руки за спину, величавый и полный достоинства. Его роскошный вечерний костюм из черного и кремового шелка дополнялся темно-фиолетовым галстуком, безукоризненно завязанным на шее. Волосы были зачесаны назад и не скрывали ни единой жесткой черты красивого, гладко выбритого лица. Во взгляде герцога, изучающем Виолу с головы до ног, ничего нельзя было прочесть.
Я знаю, кто вы…
У Виолы пересохло во рту от такого пристального внимания, но она все-таки сумела опуститься в реверансе.
— Вам нравится?
— Сударь? — невпопад ответила Виола, и щеки ее запылали.
Его губы едва заметно дернулись.
— Зеленый салон.
— Ах. — Она огляделась по сторонам. — Он… изумителен. Никогда не была в такой комнате.
— В самом деле? Я часто прихожу сюда думать, принимать сложные решения. — Помолчав немного, он добавил: — Сегодня вы особенно прекрасны, Виола.
Виола не знала, принимать это как комплимент или видеть в приятных словах герцога угрозу. Впрочем, неважно. Она готова к нему.
— Вы тоже сегодня особенно хороши, ваша светлость, — непринужденно ответила она. — В жизни не знала более красивого мужчины.
На долю секунды ей почудилась вспышка удивления в прекрасных карих глазах Яна, но потом они наполнились настороженностью и сарказмом, и герцог медленно пошел к ней.
— Виола Беннингтон-Джонс, теперь прелестная леди Чешир, как вы изменились, — пророкотал он. — От сельской простушки до изящной, искушенной вдовы; от сестры преступниц до дерзкой хранительницы их секретов. Надо же, после стольких лет увидеть вас, такую разодетую и такую… царственную, в собственном доме.
Сцепив перед собой затянутые в перчатки руки, Виола сглотнула и подняла подбородок, надеясь скрыть за напускной храбростью тот факт, что от слов герцога ее бросило в дрожь.
— Боже мой, сегодня вы прямо-таки сыплете комплиментами. И занимательными фактами.
Ян, ухмыляясь, приблизился к ней, прекрасно видя, как она напугана и не уверена в себе.
— Всего лишь наблюдения, милая.
Виола заморгала, ошеломленная интимностью, сквозившей в его саркастических словах и манере, и попятилась от него.
— Чего вы от меня хотите? — прошептала она.
Герцог остановился перед ней, улыбка сползла с его лица, а темный, холодный взгляд забегал по ее лицу.
— Я хочу того, чего захотел бы от вас любой мужчина в моем положении.
Ужас пронзил Виолу, но она заставила себя успокоиться, и в глазах ее сверкнул огонек упрямства.
— И которое из положений вы сегодня занимаете, ваша светлость? Герцога Чэтвина, которому хочется побеседовать за ужином с автором своего портрета? Или вы просто раненая душа, которая живет одной лишь местью?
Герцог склонил голову чуть набок и смерил Виолу пристальным взглядом.
— Если бы я хотел только мести, то пришел бы за вами давным-давно. И вы бы здесь не стояли.
У Виолы были сомнения на этот счет, ибо она подозревала, что Ян не знал о ее местонахождении, пока не нанял мистера Кафферти. Но в данный момент подобные рассуждения с ее стороны были неуместны.
— Почему вы не признались, что помните меня, на вечеринке у леди Изабеллы? Вы наверняка знали, что я не поверю, будто вы меня забыли.
— Тем не менее, моя уклончивость сработала, не так ли? — парировал герцог. — Мне нужно было всего лишь посеять зёрно сомнения.
Виола покачала головой и нахмурилась.
— Зачем вам это? Почему было не объявить во всеуслышание, кто я такая, и не устроить скандал тем же вечером? — Прежде чем герцог успел ответить, ей в голову пришла неожиданная мысль. — Разве только… вам неприятно говорить о своем плене на людях.
На скулах Яна заиграли желваки, но взгляда он не отвел.
— Я не считаю, что быть жертвой постыдно, сударыня, — ледяным тоном возразил он. — Нет, моим намерением было разжечь в вас любопытство и запутать вас, чтобы вы не сбежали из города, пока ваши страхи не подтвердятся.
И она поступила в точности, как он предполагал. Вероятно, она бы уехала этой ночью, если бы Ян действовал прямолинейно. Но своими хитрыми уловками он заставил ее сильнее прежнего запутаться в паутине, и теперь уехать будет тяжелее, проблематичнее. Виола видела этому лишь одно объяснение — он хочет растянуть удовольствие и погубить ее медленно.
О да. Ян тщательно продумывал каждый ход, хотя характер его интриг по-прежнему оставался для Виолы загадкой.
— Так почему именно сегодня? Почему я здесь? — спросила Виола, не отступая перед властным герцогом. — Не верится, что вы просто хотите поболтать об уроне, который нанесла вам моя семья, за ужином и бутылкой хорошего вина.
На долгий миг Ян замер и только смотрел в глаза Виоле, сомкнув челюсти и всем своим телом излучая напряжение, будто тигр перед прыжком. Потом, без тени приличия, перевел взгляд на ее груди, оголенные глубоким вырезом платья и приподнятые туго затянутым корсетом. От жара, который внезапно ощутила в нем Виола, она едва не потеряла сознание. Повинуясь инстинкту, она подняла руку и прикрыла грудь.
Ян усмехнулся ее тщетной попытке соблюсти приличия, потом отвернулся и подошел к окну. Сунув руки в карманы вечернего сюртука, он всмотрелся в надвигающиеся темно-зеленые сумерки. Виола молча наблюдала за ним, не в силах пошевелиться, едва дыша.
— Я нахожу забавным, — проговорил наконец Ян, — и непостижимым, что за долгие годы шутнице судьбе было угодно внушить мне влечение к единственной женщине на свете, которую мне следовало бы из принципа презирать.
