Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
— Погаши фонарь, тогда увидишь…
Помедлив, Йоханнсон подчинился, и тьма обрушилась на двух путешественников. Обняла, укутала, смешала право и лево, верх и низ.
— Ну, видишь?
Юргенсен указал в сторону невидимого из-за пурги серака. И хотя его указующий обмороженный перст был так же невидим, Йоханнсон действительно разглядел — метрах в десяти справа, там, где во тьме угадывался подрезанный бергом фирновый склон у последнего купола перед гребнем, редко, но с намекающей на искусственную природу периодичностью вспыхивали голубоватые искорки. Курт протер залепленные снегом защитные очки.
— Может, это молнии? — прокричал Курт. — В горах часто бывают молнии! И даже шаговые!
— А почему на одном и том же меште?! — Кнут яростно потер нос сквозь маску. Неужели и нос придется ампутировать?
— Ну, не знаю!..
— Надо пошмотреть, что это!
— Кнут, мы на секгетном задании, помнишь? А вдгуг эта засада?
— Ждещ?!
— Мы должны дойти до вершины! Это пгиказ, не забыл?
— Ешли мы не найдем укрытие, чтобы переждать бурю, мы никогда не поднимемшя на Эверешт!
И он первым шагнул в сторону загадочных искорок.
Курт Йоханнсон раздраженно сплюнул по ветру. Слюна замерзла на лету, ветер подхватил ее и разменной монеткой покатил в ранклюфт. А Йоханнсон поморщился от боли: три перехода назад он прикусил себе язык, тот распух нещадно и кровоточил при малейшем им движении, а вместо членораздельной речи получалась сплошная картавость. Но ампутировать язык Курт не даст.
Хотя в чем-то Юргенсен был, безусловно, прав. Заплутать в горах, да еще в пургу, да еще ночью, без снаряжения — последнее дело. Они навсегда могут остаться здесь, среди морен и бергшрундов. И Шведская внешняя разведка не дождется из отпуска за свой счет двух лучших агентов. И останется невыполненным частное задание по розыску некоей аппаратуры, как сообщил заказчик, установленной на вершине Эвереста. И никто не выйдет на встречу со связником. И останутся невостребованными на анонимных банковских счетах две аппетитные порции по сто тысяч евро…
Поэтому Курт Йоханнсон опять включил почти бесполезный фонарь и по веревке нагнал напарника, который упрямо шел сквозь бурю без ледоруба, удерживаемый на льду только шипами ботинок. Обнял соратника, и оба, наперекор стихии, двинулись к загадочным искоркам.
Они пробрались сквозь дыру в сераке, перелезли через жандарм и оказались в обширной уютной мульде. Ярость бури почти не достигала мульды. Штормовой ветер бился о стены перевальных цирков, вихрем заходился у морен между второй и третьей ступенями ледопада. А здесь было относительно тихо, так тихо, что в ушах звенело (вот уж ушные раковины ампутируют наверняка), и даже, можно сказать, спокойно. В луче света от фонаря Йоханнсона, как мотыльки вокруг лампы, весело плясали неугомонные снежинки.
Таинственное искрящее мерцание лилось из явно естественного происхождения трещины в скале, напоминающей искривленный в зловещей усмешке рот. Изнутри доносились невнятные ворчание и сопение, словно там облюбовал себе зимовку огромный неуклюжий гималайский медведь. Хотя какие могут быть медведи на высоте шесть тысяч четыреста метров..?
На негнущихся ногах Юргенсен сунулся было внутрь, но Курт схватил напарника за меховой воротник.
— Стой! Куда?! — Голос прозвучал особенно громко после рева ветра, и Йоханнсон сбавил обороты до шепота: —А вдгуг это логово йети?
— Курт, йети в темноте не шветятшя! — Фонарь Йоханнсона подсветил его лицо снизу, превратив в белую оскаленную рожу чудовища — с вылупленными зенками-очками, с шелушащимися распухшими губами и красным санта-клаусским носом. — И коштры ражводить не умеют! И вообще, вше это шкажки бабушки Лотты — про йетти, про шнежных людей! Ты хоть раж их видел? Я тоже нет.
— Зато я вижу вот это! — зловещим голосом произнес Йоханнсон и направил луч фонаря вниз.
Ледяная площадка перед входом в пещеру выглядела так, словно стая разъяренных снежных барсов схлестнулась тут со стадом взбешенных яков. Кто победил, оставалось неясным, зато ледяная корка была сплошь исполосована чьими-то когтистыми лапами; досталось даже базальту скальной стены, и в царапинах на заиндевевшем камне колыхались на ветру окровавленные клочья белой шерсти.
— Что это, по-твоему?..
— Я не знаю, Курт. Я жамерж, Курт, я хочу домой, к Ингрид, я хочу переждать эту чертову бурю! И никакие йети меня не оштановят!
Он вырвал воротник из ладони друга и шагнул к щели.
— Погоди, Кнут, я с тобой. Нам нельзя газделяться… — Йоханнсон лукавил: просто он очень боялся остаться в одиночестве возле непонятного пролома в скале, посреди беснующегося урагана, ночью, один-одинешенек на многие сотни километров вокруг.
Вдвоем они протиснулись в расщелину. Фонарь здесь был не нужен. Потому что под потолком, среди каменных щупальцев сталактитов висел шарик голубоватого огня размером с апельсин и, изредка рассыпая вокруг себя шипящие искры, как неисправная розетка, освещал небольшую полукруглую пещеру не хуже стоваттной электрической лампы. Загадочно мерцали в его свете обледенелые стены, бликовали вкрапления кварца на поверхности сталактитов, блестела плоскость крошечного озерца в центре пещеры; и над ним стелился белесый пар. В воздухе явственно пахло озоном.
Опустив босые волосатые ноги в озерцо, на ледяном бережку, а точнее, на аккуратно сложенной шубе из шкуры яка сидел коренастый небритый человек в закатанных до колен меховых штанах и меховой безрукавке. Он сосредоточенно водил толстыми коротким пальцем руки по истертой до дыр на сгибах карте, качал головой и время от времени раздраженно бурчал себе под нос что-то.
Появление Йоханнсона и Юргенсена потревожило безмятежный наозоненный воздух пещеры; голубоватая шаровая молния под потолком лениво качнулась воздушным шариком и поплыла в сторону. Босой человек поднял голову и недовольно посмотрел на источник света. Подул на него, возвращая на прежнее место, и только тогда заметил вошедших. Лицо его расплылось в довольной улыбке:
— Mru hruba chaw cho… Sigarmatha aidsto shuhunda?[16]
Нет, это был кто угодно, только не йети. Однако видеть небритого человека, в сердце Гималаев преспокойно парящего ноги в кипятке, было настолько нереальным и настолько неожиданным, что оба гостя застыли истуканами не хуже вековечных сталагмитов. Потом Кнут Юргенсен виновато, как нашкодивший второклассник, пробормотал:
— Mru nahhjo nepali.[17]
Радушная улыбка человека в безрукавке превратилась в кислую гримасу, он в сомнении поскреб щетину на подбородке и досадливо сказал уже на шведском:
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
