мы с тобой в ту церковь наведаемся, – потирая переносицу, произнёс Багарда. – Хочу проверить, не исчез ли и отец Серафим, как твоя ленточка.
Перед ужином Тимофей неожиданно для себя увидел Веру. Она вышла из операционной палатки под руку с каким-то врачом. Мужчина был лет на десять старше её и слегка прихрамывал на правую ногу. Но девушка ласково улыбалась ему. Тимофей заметил, как врач смотрел на Веру. Этот взгляд сразу выдавал взаимоотношения этой пары.
«Так вот ты какой, законный муж Веры», – подумал Морозов, глядя вслед супругам.
– Кто это? – спросил он санитара, сидящего возле операционной.
– Где? А, это хирург наш, майор Мехренцев с женой. Всегда на пару оперируют. Хирург от Бога, скажу я тебе! С того света вашего брата за уши вытаскивает.
«Помнится, Светлана рассказывала, что Вера попала по распределению в военный госпиталь, – подумал Тимофей. – Вот, значит, как всё обернулось! Этот старый козёл!»
Зло сплюнув, Морозов резко развернулся и отправился рубить дрова.
Тем временем Мехренцевы вошли в свою палатку.
– Что случилось, Вера? – спросил майор. – Ты сегодня сама не своя. Я боялся, как бы ты раненого зашить не забыла.
Молодая женщина помолчала, глядя мимо лица мужа.
– Эдик, помнишь, я тебе про Тимофея рассказывала? – тихо спросила она.
– Про своего первого парня? Помню, конечно. И что же?
– Так вот, его сегодня к нам на вертолёте привезли, – по-прежнему отводя взгляд, сказала Вера.
– Стало быть, ранен, – кивнул муж. – Тяжело?
– Думаю, нет. Я видела, как санитар его в палатку провожал.
– Раз своими ногами шёл, значит не тяжёлый. Сходила б, проведала, чай, не чужие! – предложил майор. – Может быть, это для нас – последний шанс.
– Какой шанс, о чём ты? – удивилась Вера.
– Я о ребёнке, – с тяжёлым вздохом ответил Эдуард. – Ты прекрасно знаешь, что от меня у тебя его никогда не будет. А лишать тебя счастья материнства я не хочу и, по большому счёту, не имею права. Ты меня выходила, жизнь в меня заново вдохнула, и такой жертвы я не могу от тебя принять.
Несколько секунд Вера изумлённо смотрела на мужа. Но его лицо было серьёзным и спокойным.
– Ты мне предлагаешь предать тебя? – прошептала она.
– Не предать, а забеременеть от дорогого тебе человека. Я же знаю, ты его по-прежнему любишь.
Вера хотела что-то возразить, но муж остановил её коротким жестом ладони.
– К тому же нет никаких гарантий, что он вернётся домой живым и невредимым. Уж кто-кто, а мы-то с тобой знаем, как оно в жизни бывает. Если у тебя получится, у нас будет ребёнок. Твой ребёнок!
Вера в замешательстве прижала руку к губам.
– А если он не согласится?
– А ты ему ничего не рассказывай, – посоветовал Эдуард. – Просто промолчи.
– Не получится. Я ему год не писала, пока тебя выхаживала. Ну когда тебя жена бросила после ранения. Я ведь о нём до сегодняшнего дня даже и не вспомнила ни разу.
– Может, ничего говорить и не придётся. Парень он молодой, крепкий. Увидит тебя, вспомнит старое. И всё само собой произойдёт, объяснять ничего не потребуется.
– Думаешь? – робко спросила Вера.
– Уверен!
– Ты, как всегда, прав, мудрый Каа, – нежно произнесла Вера и прижалась к плечу мужа.
Но он мягко отстранил её и, погладив по волосам, сказал:
– Иди сейчас!
Вера отправилась к палатке распределения, где в журнале нашла нужную запись: «Старший сержант Морозов – закрытая черепно-мозговая травма. Восьмая палатка неврологического отделения». Дальше следовал список назначений.
После ужина Вера нашла Тимофея возле палатки. Он колол дрова ловкими движениями деревенского парня, привыкшего к такой работе.
– Здравствуй, Тимоша, – негромко проговорила Вера.
Горло её сдавило от волнения, даже говорить было трудно.
– Привет, – не оборачиваясь, ответил Морозов и продолжил работу.
– Я думала, ты будешь рад видеть меня, – растерянно сказал она.
Вера и не думала прежде, что ей будет так больно и радостно вновь видеть Тимофея. И так сложно разговаривать с ним.
– А я рад, ещё как рад! – иронически произнёс он. – Только было бы честнее не молчать, не прятать голову в песок, а черкнуть пару строчек. Например: «Прости, прощай, любить не обязуйся». И всё! А я, оказывается, даже этого не стою.
Вера молчала, чувствуя, как внутри разливается колючий стыд.
– Ну, вышла замуж и вышла, – продолжал Морозов. – Совет вам да любовь, не ты первая, не я последний. Я бы всё понял. С кем не бывает. Любовь зла, полюбишь и козла… А ты, получается, меня как рукавицу с руки стряхнула.
– Твоя правда, виновата, – наконец смогла ответить Вера. – Только я тебя не предавала, поверь мне! Год назад Эдик на фугасе подорвался. Жена от него тут же сбежала, а я его, можно сказать, с рук выкормила, выходила. Я ему нужна, как воздух. Когда он ходить начал, сразу замуж позвал. Я и согласилась. Он же без меня пропадёт – или сопьётся, или повесится. Если б я тогда ему отказала, это было бы настоящее предательство. Помнишь? Не помню, кто сказал: «Мы в ответе за того, кого приручили». А два предательства подряд – это для любого слишком много.
Вера говорила так горячо и убеждённо, что Тимофей опустил топор и повернулся к ней лицом.
– Постой, я что-то не пойму. Ты что, пришла оправдываться передо мной? Так не стоит.
– Не для этого я к тебе пришла, а за помощью, – быстро ответил она.
Лицо её порозовело, и на скулах тотчас выступили веснушки. При виде их Тимофей почувствовал, как под веками у него защипало. Неужели слёзы?
– Чего надо? – нарочно грубовато спросил он.
– А ты жёстким стал, раньше таким не был, – голос Веры зазвенел. – Давай на двоих сообразим – третьего воспроизведём! Оставь мне частичку себя.
– На память, что ли? – хмуро спросил он.
– Для нашего счастья.
Вера не стала уточнять, чьё именно счастье имела в виду. Тимофей растерянно смотрел ей в лицо.
– Что ж ты, мужу изменить решила?
– Нет. Просто у него никогда больше не будет детей, а мы их очень хотим. Ты единственный, с кем я смогу, да и он не против.
– Во как! – насмешливо качнул головой Тимофей.
– Да, – решительно подтвердила Вера. – Он всё про тебя знает, и это наше с ним общее решение. Надеюсь, ты готов сделать женщину счастливой!?
– Интересно, и где мы этим займёмся?
Тимофей до сих пор не мог поверить, что Вера всерьёз делает ему это странное предложение. Но люди такими вещами не шутят.
– В нашей палатке. Эдик не будет мешать. Он уйдёт куда-нибудь, и мы останемся одни.
– Всё, значит, за меня, решили, – с неприязнью произнёс