— Но мы-то будем наготове! — возразил Евдокимов. — До сих пор ни один волос не свалился с вашей головы!
— Это просто повезло, — не сдавался Анохин. — Я не хочу и…
— Боитесь? — спросил Евдокимов.
— Да, боюсь, — откровенно признался Анохин. — Я уже говорил: вы не знаете Жадова. Он стреляет без промаха — днем, ночью, с завязанными глазами…
Самым заветным желанием Анохина было, чтобы арестовали Жадова, но сам он не хотел в этом принимать участия; при мысли о встрече с Жадовым им овладел ужас, он начинал чувствовать какой-то неприятный холодок и, даже мысленно представив себе давящий взгляд бесстрастных, каменных глаз Жадова, втягивал голову в плечи и готов был бежать от них хоть на край света.
— Но ведь вы разведчик, — сказал ему Евдокимов. — Вы должны быть готовы ко всему…
— Ах да никакой я не разведчик! — раздраженно выкрикнул Анохин. — Я нанялся в шпионы потому, что мне нечего было жрать!
— Но вы должны нам помочь, понимаете? — спросил Евдокимов. — Вы этим помогаете самому себе, своей семье. Мы не дадим вас убить.
Анохин упрямо молчал.
— Второй такой случай не повторится, — убеждал его Евдокимов. — Нельзя оставлять Жадова на свободе, и чем скорее мы его возьмем, тем лучше. Вы пойдете?
Анохин молчал.
В течение всего этого разговора Шура не проронила ни одного слова; она слушала обоих мужчин, попеременно вглядываясь то в Евдокимова, то в мужа.
— Вы пойдете? — повторил Евдокимов свой вопрос.
— Он пойдет, — ответила Шура вместо мужа.
Анохин резко повернулся к жене…
— Он пойдет, Дмитрий Степанович, — повторила Шура. — Как же это он не пойдет?
Анохин гневно посмотрел на жену.
— Даты… — начал было он. — Ты понимаешь?..
— Я все понимаю, Павлик, — остановила она его. — Я бы пошла вместо тебя, но это бесполезно. Дмитрий Степанович правильно говорит. Жадов все равно как зверь, который вырвался из зоопарка. Его необходимо задержать…
Шура обернулась к Евдокимову.
— Ведь вы его побережете, Дмитрий Степанович? — спросила она.
Она вышла в переднюю и вернулась, держа в руках пальто мужа.
— Одевайся, Павлик.
— Да, время идет, не надо его заставлять дожидаться, — деловито сказал Евдокимов. — Вы по каким улицам обычно ходите на завод?
— По Стремянной, — ответил Анохин, покорясь вдруг Евдокимову. — Сворачиваю на Кольцевой проезд, оттуда через Васильевский переулок на Заводскую…
— Вот и отлично! — бодро сказал Евдокимов. — Так и идите. Идите не спеша, обычным шагом…
— Но вы учтите, — сказал Анохин, — он ко мне даже не подойдет, он за сорок шагов сбивает…
— Не беспокойтесь, — подбодрил его Евдокимов. — Машина уже внизу, там еще три наших работника. Они для этого и приехали…
Анохин и Евдокимов вместе спустились по лестнице и вышли на улицу.
— Идите, — сказал ему Евдокимов и пошел к машине.
— А вы? — спросил Анохин.
— Все будет в порядке, — уверенно повторил Евдокимов. — Идите.
Анохин пошел…
Не оставалось ничего другого, хотя ему очень не хотелось идти. Никто в Москве не знал Жадова так, как его знал Анохин…
Но те, кто охранял его в течение всего последнего времени, посылали его навстречу Жадову… И Анохин вынужден был идти. Вот он идет, идет…
Но где же Евдокимов? Где те, кто взялся его охранять? Нигде никакой машины, ни позади, ни впереди…
Анохин не считал себя трусом, но сегодня ему было жутко.
Где подстерегает его Жадов?
Опоздай Евдокимов на секунду — и не видать Анохину ни Шуры, ни Машеньки, ни этих улиц, ни снега, ни уличных фонарей…
Он прошел Стремянную, пересек Кольцевой проезд, приблизился к Васильевскому переулку… Вошел в переулок.
В Васильевском переулке и днем-то бывало пустовато, а сейчас вообще никого не было.
Для чего только так ярко горят фонари?
Он неторопливо прошел переулок, приблизился к углу, хотел было повернуть за угол, как вплотную столкнулся с каким-то человекам, поднял голову и увидел… Жадова!
Увидел и обмер.
Жадов в упор смотрел на Анохина ледяным, ненавидящим взглядом.
— Наконец-то ты мне попался! — негромко произнес Жадов.
Или он ничего не произнес, и это только показалось Анохину?..
Он почувствовал, как у него противно задрожали колени.
Какой-то мерзкий страх сдавил горло.
Он растерянно обернулся и — не выдержал, не справился с собой…
Он повернулся, втянул голову в плечи и побежал назад. Скорее, скорее, подальше отсюда, скрыться, исчезнуть, раствориться!..
Жадов целится сейчас ему в спину. Анохин не сомневается в этом. Так в лагерях для перемещенных лиц убивали тех, кого подозревали в симпатиях к коммунизму. Так обыкновенно убивал людей Жадов. Об этом все знали в Бад-Висзее. Он приказывал своей жертве повернуться спиной и идти и хладнокровно всаживал пулю в затылок…
Редко Евдокимов испытывал такое напряжение. Он ни на мгновение не упускал из виду Анохина, но с еще большим вниманием наблюдал за всем, что было “вокруг, вверху и внизу”…
Он тоже не чувствовал себя обычным, нормальным человеком, он готовился к прыжку… Он чуть притронулся к руке шофера, и тот задержался на углу Васильевского.
Ярко горели уличные фонари, темнели черно-серые полосы тротуаров, кое-где на мостовой белели пятна снега…
Только профессиональный, безошибочный глаз Евдокимова мог сразу увидеть и оценить всю обстановку.
Анохин дошел до угла, сразу же повернулся и побежал, и в то же мгновение на углу появился кто-то еще, высокий и поджарый; этот кто-то вскидывает руку и целится…
Через несколько секунд машина будет возле человека на углу, но за эти несколько секунд он выстрелит…
Евдокимов сам резко поворачивает баранку, и машина рывком въезжает на тротуар и загораживает Анохина.
Шофер резко тормозит. Пуля пробивает кузов.
Все это происходит в одно мгновение.
Евдокимов выскакивает из машины. Анохин молчит, смотрит на Евдокимова и ничего не понимает… Его губы шевелятся.
— Спасибо, — доносится до Евдокимова его шепот.
Евдокимов вскакивает обратно в машину.
— Вперед, вперед! — приказывает он шоферу. — Жми!
Жадова нет… Нигде!
Куда он исчез? Как? На машине? Пешком?..
19. Штаб повстанцев
Потеряв следы Жадова и отправив Анохина домой, Евдокимов поехал к себе в отдел.
