вот тогда бы уже чем-нибудь запустила.
Она улыбнулась.
– Ты слишком робкая, – увлеченно продолжал Ян. – Чересчур. Меня не привлекает вульгарность, но с женщиной неинтересно разговаривать, когда не видишь ее глаза – потому что она все время смотрит в пол.
– Итак, любить себя, потому что я замечательная, ведь даже сам Ян так считает, – Катя принялась загибать пальцы. – Стать более раскрепощенной, смотреть в глаза. Это все?
– Что касается твоего внутреннего мира, то, пожалуй, все. Теперь внешность. Я не-на-ви-жу твой пучок на затылке.
– Снова шутишь?
– Нет, Кэт! – Ян и в самом деле был серьезен. – Он ужасен! Он как транспарант, – Ян раздвинул руки, вероятно, тот самый транспарант изображая, – на котором написано: «Я бедная овечка. Деревенщина. Синий чулок. Старая дева. И лесбиянка. Не подходите, могу укусить».
– Слушай, Ян, а можно потом я сделаю из тебя парня, который бы мне нравился? – поинтересовалась Катя.
– Нет, – отрезал Ян и тут же продолжил: – У тебя красивые… могут быть красивыми волосы. Но их нужно мыть. Хотя бы через день. Это очень важно, Кэт. И они должны быть распущены. Они же у тебя вьются, когда чистые. Их так и хочется потрогать. Можешь еще закалывать их, как делала, когда ходила в казино. Тоже неплохо. Но пучок… За это мне бы следовало взимать с тебя дополнительную арендную плату.
– Проехали пучок. Дальше.
– Кожа. Гладкая, – Ян провел ладонью по плечу: как врач на осмотре пациента – ничего личного. – Нежная. Наверняка, когда ты полола грядки у себя в Бешенковичах, загар был отменный. Но без загара это грустное зрелище. У тебя же не белая кожа, а какая-то… серая, тебе загар необходим. Ну, чтобы мне нравиться.
– Дальше.
– Лицо. У тебя правильные черты. Привлекательные, я бы даже сказал. Но это заметно, если тщательно приглядеться. А у меня нет привычки стоять над женщиной с лупой. Хочу смотреть на тебя и видеть, какие у тебя густые ресницы. Красивый миндалевидный разрез глаз. Губы тонкие, но это нестрашно. Страшно, что блеклые. Яркая помада тебе не подойдет, но что-то натурального оттенка – так, немного клубники, было бы в самый раз.
Ян разошелся. Он стоял перед зеркалом, словно воодушевленный художник с палитрой в одной руке и кисточкой в другой и рисовал идеальный портрет.
– Тушь. Карандаш для глаз. Бальзам для губ. Заметано, – Катя все тускнела и тускнела.
– Ну и одежда. Во-первых, нужно еще немного поправиться. На тебе все либо висит, как мешок, либо обтягивает, делая еще более щуплой. Мне не нравятся недоедающие девушки.
– Может, наконец, начнешь выбирать выражения? – строго произнесла Катя.
– О, я выбираю, поверь мне! – улыбнулся он зеркалу. – О чем это я… Пухлые, кстати, тоже не в моем вкусе. Так вот, когда поправишься, тебе следует обновить гардероб. Джинсы должны едва касаться земли, а не волочиться по ней. Кофта, на которой появляются катышки, либо очищается от них с помощью специальной машинки, либо отправляется в мусорку. Майка, от которой не отстирываются пятна, – в мусорку. Желтый, бледно-розовый – вообще любой бледный цвет тебе не идет. Платья, к слову, тоже элемент гардероба. Мне нравятся платья. Даже невысокий каблук – красиво. Это вкратце. Эй, Кэт…
Она молча встала и открыла свой шкаф. Потом закрыла.
Впервые за долгое время Кате снова показалось, что в этом городе ей места нет.
Глава 14. Голый ужин
– Хочу голый ужин.
– Чего?!
Ян лежал на кровати Кэт, подперев голову рукой, и уже с полчаса наблюдал, как его квартирантка зубрит покерные таблицы чисел, не обращая на него никакого внимания. Удивительное свойство – отключаться от внешних раздражителей, когда это необходимо. Прикрыв глаза, Кэт шевелила губами, называя числа, потом сверялась с таблицами и хмурила брови или улыбалась и победоносно сжимала ладонь в кулак. Она машинально закладывала за ухо упавшую прядь, грызла кончик карандаша, удивленно распахивала глаза. Что ж там могло быть такого увлекательного, в этих цифрах, которые она видела перед глазами каждый вечер?
За пару дней, которые прошли после выполнения ее последнего желания, Кэт сделала над собой некоторые усилия. Например, вместо пучка стала завязывать волосы в хвост. Уже что-то. Уступка наполовину. Видимо, старалась не показывать, что хочет ему понравиться. Но она хотела. Иначе зачем было красить губы клубничным блеском, находясь дома? К слову, с клубникой он угадал.
Еще Кэт стала чаще смотреть ему в глаза. Ян знал: ей было неловко, но она принуждала себя делать это снова и снова, с каждым разом удерживая взгляд все дольше. Ее внутренняя борьба будоражила.
Вот опять Кэт коснулась карандашом накрашенных по его совету губ. А затем нахлынула череда образов, и Ян не стал от них отмахиваться. Так появилось желание сравнить воображаемое с оригиналом.
– Хочу, чтобы сегодня вечером ты поужинала со мной. Обнаженной. Это мое желание.
Кэт отняла карандаш от губ и посмотрела на Яна… с сочувствием? Неожиданная реакция.
– Какой же ты все-таки мужик.
– Мужчина, – поправил ее Ян с лицом сытого кота.
Кэт стала загибать пальцы.
– Что ты считаешь?
– Еще четыре желания, и я свободна. И никогда, никогда больше я не выполню ни одного твоего желания. А теперь вон из моей комнаты, мне еще учиться. Так и думала, что не стоило тебя впускать.
* * *
Катя закрыла за Яном дверь и прижалась к ней спиной. Щеки стремительно наливались румянцем.
Какой голый ужин?
Как?..
Она попыталась представить, как это будет выглядеть, но остановилась на том моменте, где голышом собирается открыть дверь кухни.
Да такие желания загадывают в борделях!
Катя вытряхнула кошелек на кровать и пересчитала деньги. Если найти дешевую гостиницу, а потом как можно скорее дешевую квартиру, получится протянуть до зарплаты.
Наверное.
Раздался стук в дверь. Катя вздрогнула.
– Занято! – она тряхнула головой. – То есть – не входить!
Дверь была не заперта. Катя видела, как опустилась ручка, и внутренне сжалась, но дверь так и не отворилась.
– Надо поговорить, – раздался голос Яна.
– Говори оттуда.
– Я просто хотел пояснить, что мое желание предполагает именно то, что я сказал, и ничего больше. Я даже не коснусь тебя. По крайней мере, если ты сама этого не захочешь.
Катя прижала к животу подушку и уткнулась в нее лицом.
Нет, в глубине души она, наверное, все же немного шлюха. Потому что от того, как сейчас говорил Ян, от тона его голоса все внутри переворачивалось.
Катя подняла голову.
– Речь, достойная джентльмена. А теперь отвали. Я учусь.
Но в этот день больше ни одно число не задержалось
