ее после выхода из Румелии еще не успели заменить. А, дескать, на этих своих полигонах возле озер совсем вы уже всю ее изорвали. В общем, ничего у тебя нового, капитан, а вот у меня для тебя есть то, о чем ты столько раз меня уже спрашивал. Давай-ка мы начнем по порядку.
Первое, по Милорадовичем все решено, прошение о предоставлении им подданства Российской империи удовлетворено. Подожди пока благодарить, знаю я, что род у них старинный, дворянский и они его аж от каких-то там своих князей ведут, но это, Алексей, в Сербии, да и то, пока она под пятой у османов находится, все это, скорее, условности. У нас же они ни в потомственное, ни в личное дворянство перейти не могут, разве что сам Живан, как армейский офицер, будет в него посвящен. Но и, разумеется, о переходе их в крестьянство и даже в мещанское сословие речи тоже быть не может. Поэтому относиться они будут к сословию разночинцев. Вполне себе достойная категория людей, я тебе скажу. Вон, те же дети личных, не потомственных дворян по своему рождению как раз таки в этом сословии и состоят и являются людьми уважаемыми, свободными.
Так, теперь второе. По твоей просьбе о судьбе инвалидов-унтеров, за которых ты так рьяно хлопотал. Есть у меня ответ из военной коллегии. На вот, получай официальную бумагу, — и он протянул Лешке лист с большой гербовой печатью. — Оба твоих унтер-офицера из военного ведомства выводятся и передаются по твоей личной просьбе и по ходатайству начальственных лиц на проживание и содержание к самому просителю, а именно к капитану Егорову Алексею Петровичу. Казна их с момента передачи содержать более уже не должна, поэтому заботиться о своих людях тебе далее придется только лишь самому. Ходатайствовал я и о пенсии для них, но ты же сам знаешь, как у нас все с этим делом устроено. Поэтому, извини, сам хотел своих людей из казенной богадельни забрать? Ну, вот теперь и получай. По этому, по бывшему интенданту Потапу, здесь все просто и понятно. Заберешь ты его из гарнизонного госпиталя. Только гляди, нужно успеть это сделать до его передислокации в Россию, иначе потом искать замучишься. Это я почему тебе говорю? По второму твоему инвалиду, младшему сержанту Зубову, в том-то и заключается трудность, что его отправили в Киев для определения в инвалидную команду, а по нашему запросу оттуда ответили, что, дескать, такой человек в списках у них не значится. И как это теперь понимать? Думаю, тебе самому теперь придется с этим разбираться.
И вот тут я плавно перехожу уже к третьему вопросу, а именно к твоему отпуску. Как я и обещал, разрешение на него из главной канцелярии военной коллегии мною получено, но в нем есть одно непременное условие. Не позднее пятого июля сего года ты всенепременнейше должен будешь находиться в Москве, отметившись у генерал-губернатора. Там же у него ты и получишь всякие разъяснения, для чего тебя туда вообще вызвали. Так вот, по случаю столь дальней дороги тебе еще предоставляется дополнительных три месяца. Итак, твой отпуск от службы будет с первого апреля 1775 года по первое июля 1776-го. Именно с этого дня ты должен будешь приступить к выполнению обязанностей командира отдельной особой роты егерей на ее новом месте дислокации. И вот тут мы уже переходим к четвертому нашему сегодняшнему вопросу, а именно: где же вы будете нести свою дальнейшую службу. Подсаживайся ближе, — и полковник подвинул к нему карту. — Мы сейчас находимся здесь. Вот он Бухарест, — указал он на точку неподалеку от Дуная. — А вот турецкая крепость Очаков, — и он ткнул пальцем в обведенный жирный кружочек на севером побережье Черного моря. — Мы эту крепость в недавнюю войну ведь так и не взяли. У второй армии не хватило на это в свое время ни средств, ни духу, и она держала ее все долгих шесть лет в своей плотной осаде. Потери понесли войска большие, но ни Панин, ни сменивший его позже Долгоруков на генеральный штурм крепости так и не решились, взяв у турок Бендеры, а потом еще и Крым. Очаков же так и продержался до самого заключения мира, чем османы очень гордятся.
Хотя гордятся они, по моему мнению, совершенно зря. Та еще это была гиря. Гарнизон в крепости огромный, снабжение его было возможным только лишь по морю, а на нем действовали наши запорожцы и сильная Днепровская флотилия. Хорошо они там осман пощипали. Да и наши войска, обложив Очаков, смогли потом действовать свободно как на Дунайском, так и на Крымском направлении, где они взяли сильные укрепления и разбили все полевые армии врага. Но, тем не менее, факт остается фактом, Очаков в эту войну не пал. И нам его еще придется, Алексей, брать. А что ты удивляешься? — усмехнулся фон Оффенберг. — Вот скажи еще, что сам так не думаешь? Понимаешь ведь, я надеюсь, что этот заключенный совсем недавно мир есть мир временный, более похожий на перемирие? Вот то-то же, вижу, что понимаешь, — кивнул полковник. — Ни одна из сторон не смогла в эту войну достигнуть желаемого. Турки хотели опять загнать нас в глухие Рязанские и Муромские леса, ну, или хотя бы не дать нам выйти за Днепр. А мы сами хотели взять Крым, укрепить Кубанскую линию и отодвинуть их хотя бы за Днестр или за Прут, а в идеале и вообще за Дунай. Планы османов накрылись медным тазом, но и мы остановились на половине. Крым уже, конечно, не турецкий, но и пока не наш. У нас там только лишь три крепости с гарнизонами, а вокруг них в основном враждебное население. И наши войска, что ранее вышли из северной Румелии, теперь еще и уходят от Дуная дальше, на север. Но туркам мы все же назад Крым не отдадим, Алексей, — покачал он головой. — Или я совсем не знаю нашу императрицу. А значит, нам нужно ждать обострения борьбы в будущем.
Совсем скоро улягутся все внутренние дрязги, вызванные внутренней смутой. Войска самозванца Емельки Пугачева уже разбиты, а сам он ждет приговора и топор палача. Пусть еще тлеют угли бунта в Поволжье и на Урале, но очень скоро и их тоже там погасят. Потом приструнят на Днепре запорожцев-сечевиков и введут их в регулярную армию, также как в свое время и донских казаков. Империя возьмет все южные земли перед Крымом в свою твердую руку, и там тоже будут
