и протёр глаза: свет и был тусклым. Кухня освещалась с востока, а солнце уже давно перевалило за зенит, так что в комнате было серо и тенисто. Это подсказало Гарту, как долго он боролся с последним заклинанием Шанга. Судя по изменившемуся освещению и взгляду на тени, видневшиеся в окне, Гарт решил, что это заняло большую часть дня, по крайней мере шесть или семь часов.
А это означало, что василиск уже полдня пробыл без присмотра в выгоревшем, удушливо жарком подвале. Он направился к разбитой двери подвала, затем остановился в нерешительности; как ему уберечь Короса от окаменения? Он посмотрел на огромного зверя, и его неуверенность возросла. Он даже не был уверен, что осмелится подойти к зверю. Однако было ясно, что ему придётся это сделать. С опаской он поднял меч и приблизился к зверю.
Зверь отвернулся от своего лакомства и изучающе уставилось на него. Он ничего не мог прочесть в его глазах: кошачий взгляд, хотя в нём и не было гипнотического ужаса, как у василиска, был столь же непостижим, даже менее понятен, чем человеческие эмоции, хотя Гарт полагал, что зверь прост и прямолинеен в своём поведении, если сравнивать его с извращёнными мотивами мужчин и женщин. Он не рычал, и это его ободрило. Не желая злить его, он убрал меч в ножны: против столь могущественного противника он в любом случае не пригодился бы, а это существо было достаточно умно, чтобы распознать оружие. Что-то в его манере изменилось, став более знакомым и обнадёживающим; он казался менее напряжённым.
Он сказал: - Корос… потом остановился; существо понимало только команды, а он не знал, какую команду отдать. Наконец он пришёл к очевидному. - Иди сюда, зверь.
Повинуясь, чудовище рысью преодолело расстояние в пару шагов, и его чёрная морда оказалась в нескольких дюймах от лица Гарта. Оно моргнуло и издало горловой звук, который, как понял Оверман, был выражением удовлетворения.
Гарт успокоился, погладил огромную голову и сказал: - Мы идём. Он указал на дверь, через которую тот вошёл, и Корос быстро повернулся и пошёл впереди. Что было к лучшему, поскольку он сам понятия не имел, как лучше выбраться из дворца.
Выглядевший монструозно и неуместно, как котёнок в кукольном домике, боевой зверь вёл своего хозяина через ряд тенистых комнат, богато украшенных покоев задрапированных гобеленами, пока они не вышли на свет заходящего солнца, розово освещавшего белые мраморные стены и пустую рыночную площадь. Спустившись по трём ступеням на уровень улицы, Гарт огляделся. Никаких признаков жизни. Царила тишина, не было слышно даже порыва ветра. Гарт с сожалением вздохнул: он надеялся, что смерть Шанга оживит жителей Морморета, но этого явно не произошло.
Возможно, раз яд василиска питал его магию, заклятие можно было снять, убив василиска, но, помимо того, что он согласился вернуть его живым, он понятия не имел, как убить чудовище, да и возможно ли это вообще. Но, возможно, некоторые виды магии были перманентны, производными от внешних энергий, а не от личной силы их обладателя. Внезапно ему пришло в голову, что деревянному стержню лучше бы иметь источник силы, отличный от его создателя, иначе он не поймал василиска, а просто поднял его и освободил.
Повернувшись, он приказал Коросу: - Жди. Он поднялся по ступеням дворца и направился к кухне.
В прихожей он увидел то, чего не заметил раньше: обломки огромной золотой двери, которую Корос разнёс в погоне за свежим мясом: полудрагоценные камни, разбросанные по полу, побитое золото, вырванное из рамы широкими витыми сегментами, массивная дубовая рама, изрезанная когтями в щепки, как будто здесь побывала целая армия, а не один некормленый зверь. Гарт представил себе ярость атаки боевого зверя и содрогнулся. Как, спрашивал он себя, один зверь может обладать такой силой? И почему он подчинился Оверману, которого мог убить одним ударом? Подобные вопросы были тревожными и неуместными; он забыл о них и захромал обратно ко входу в подвал.
Это было любопытно. Боевой зверь не причинил вреда ничему в соседних комнатах: ни один стул или стол не был сломан, ни один гобелен или орнамент не пострадал. Но вот дверь открылась, и там был Шанг. Вернее, несколько рваных клочков его расшитого золотом халата, несколько раздробленных костей, а также пятна и брызги засохшей крови. Больше ничего не осталось. Несколько осколков стекла и покрытый ядом сломанный кинжал отмечали то место, где стоял маг, когда Гарт разбил его хрустальный прибор, а опрокинутый стол указывали на то, что Корос уложил его не сразу, а после непродолжительной борьбы.
Это был печальный конец для человека, возомнившего себя всемогущим. Не хватит даже на ритуальное погребение: даже череп Шанга был раздроблен. Самым крупным оставшимся фрагментом была половина челюстной кости.
Гарт решил, что здесь должно быть жутко: он слышал этот термин, и обстановка, похоже, соответствовала ему. Однако в физическом плане сцена не произвела на него особого эмоционального впечатления. В прошлом ему приходилось сталкиваться с более жуткими событиями, связанными с его собственным родом. Скорее, на него повлияло символическое значение. Шанг был человеком, искавшим власти и славы, и, судя по всему, добился того и другого; но теперь он был так же мёртв, как и любое умершее существо, и так же бессилен. Гарт почти не сомневался, что через несколько лет о Шанге забудут.
Именно такой судьбы он и хотел избежать, заключив сделку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Остановившись у входа в подвал, Гарт потянулся в рюкзак за зеркалом. Но не нашёл его; вместо этого он порезал большой палец об острый как бритва осколок стекла. Зеркало разбилось в результате одного из утренних падений. Вернувшись на кухню, он ещё раз осмотрел множество зеркал, которые установил Шанг; они всё ещё оставались необъяснимой тайной. Возможно, они каким-то образом предназначались для защиты от василиска. Гарту это показалось неразумным: если он мог терпеть отражение взгляда монстра, то такое отражение не могло поразить самого василиска. Тем не менее Шанг наверняка что-то задумал.
Поэтому Гарт собрал зеркала и сложил их в углу лицевой стороной вниз, взяв самое маленькое, чтобы заменить им своё разбитое. Сделав это, он осторожно спустился по лестнице в подвал, не сводя глаз с зеркала. Ему хотелось бы, чтобы железные перила всё ещё были на месте; он решительно но нетвёрдо держался на своих обожжённых босых ногах.
В просторном погребе всё ещё было невыносимо жарко, но красное свечение угасло. Гарт оказался в темноте, которую рассеивал лишь тусклый свет, проникавший через разбитый дверной
