идеологией в работе компании в течение последних трех десятилетий.
Пирс проворчал:
— Этот фильм не был задуман как трибьют Калеба.
Ния, сузив глаза, метнула взгляд на Пирса:
— Прости, что?
— Идеология принадлежала не только Калебу. Она принадлежала и моему отцу.
Ния глубоко вздохнула. Они находились на спорной территории, и, хотя ей совершенно не нравился тон Пирса, она не хотела проявлять неуважение к памяти мистера Гамильтона. Возможно, недавний день рождения его отца обострил боль потери.
— Ты прав, Пирс.
— Я знаю, что это действительно так. — С каждым словом его тон становился все напряженнее. — «404» — это только половина их идей. Если бы их идеология действительно была направляющей силой, «Гамильтон-Хаус» не было бы. Мой отец хотел разделить бизнес и наследство со своим лучшим другом. Он видел, как две наши семьи вместе покоряли музыкальный мир. Вот почему полное слияние — единственный путь вперед.
— Как мы вообще об этом заговорили? — Ния смотрела на него, пытаясь понять его точку зрения. — И вообще, почему ты поднимаешь эту тему прямо сейчас?
— А разве есть более подходящий момент, чтобы напомнить тебе, что весь этот юбилейный гала-концерт — притворство? Что это позорит память моего отца, оставляя его без внимания?
Тут наконец вмешался Хантер:
— А теперь подожди, Пирс. Мы оба знаем, что вы подробно рассказывали о ваших родителях в своей исповеди, и я оставил эту запись полностью нетронутой.
Пирс вскочил со стула.
— Этого недостаточно, и мы все это знаем! Просто я единственный, кто готов это признать.
Он вылетел из комнаты.
Оставшись за столом с Хантером, Ния изумленно моргала.
— Что это было?! Хантер, ты понял, что сейчас произошло?
Хантер сказал:
— У нас есть время, чтобы записать небольшой ролик. Я мог добавить его к материалу, чтобы устранить недочеты. Насчет этого… Пожалуй, твое возмущение справедливо. Пирс был не прав.
Ния кивнула:
— Спасибо за поддержку, Хантер. Я рада, что ты это понимаешь, потому что твой друг, похоже, совсем запутался.
В среду вечером Пирс занял излюбленное место за столом в доме своего детства. От голода урчало в желудке.
— Спасибо, что приготовил свою знаменитую грудинку, дядя Мартин. Я не ел ее целую вечность.
— Я нечасто ее готовлю, — сказал Мартин, улыбаясь племяннику. — Слишком много времени на это уходит.
— Вот почему я вмешалась и помогла тебе, — добавила Эверли.
— Что ж, я благодарна вам обоим, — прокомментировала Лондон, с удовольствием нарезая мясо на кусочки.
Пирс посмотрел на свою тарелку, полную мяса и салата, и принялся за еду. От удовольствия он даже застонал.
— Вкусно, правда? — усмехнулся Мартин. — Знаешь, я привез из дома батат и зелень. Из моего сада.
Эверли подавила зевок.
— Это очень хорошо, Мартин.
Пирс с тревогой наблюдал за матерью — ее лицо заметно осунулось, плечи поникли. Она явно слабела.
Когда трапеза подходила к концу, Пирс толкнул Лондон локтем.
Она понимающе кивнула.
— Итак, мама. Ты не думала о выходе на пенсию?
Эверли усмехнулась, махнув рукой.
— Конечно нет. Я и есть «Гамильтон-Хаус», и я буду еще долго-долго управлять им.
Пирс обменялся понимающими взглядами с сестрой и дядей. Ответ матери был продиктован упрямством и нежеланием принимать реальность. Как он и ожидал, Эверли не собиралась облегчать им задачу.
— Мама, ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придется уйти на покой. Как руководитель, ты должна планировать такие вещи, — сказала Лондон.
Эверли хмыкнула, вставая со своего места и собирая посуду.
— Я не хочу слышать всю эту пенсионную чепуху. Я не какой-то инвалид. Я знаю, что у меня много сил.
Мартин поднялся из-за стола и помог ей отнести тарелки на кухонный стол.
— Ну же, Эверли. Ты знаешь, что твои дети просто заботятся о тебе. Они любят тебя. И я тоже.
— И ты тоже не начинай, Мартин, — проворчала она.
Пирс смотрел, как его мать прошаркала к раковине с посудой.
Мартин прислонился к стойке, скрестив руки на широкой груди.
— Позволь мне спросить тебя об этом, сестренка. Если бы у тебя было больше свободного времени, как бы ты его провела?
Выражение лица Эверли смягчилось, и она, казалось, обдумывала ответ на вопрос.
Пирс был впечатлен. Очень похоже, что манера, в которой был задан вопрос, обезоружила мать. Она сменила язвительный тон на более нейтральный.
— Думаю, я бы больше путешествовала, — призналась Эверли. — Я состою в своем бридж-клубе уже двенадцать лет. Они совершают поездки каждый квартал, в разные места, просто за покупками и для осмотра достопримечательностей. Я пропустила последние семь поездок из-за проблем на работе.
Положив руку ей на плечо, Мартин тихо сказал:
— Видишь? Бьюсь об заклад, эти дамы получают массу удовольствия от этих поездок. И, честно говоря, нет никаких причин, по которым ты должна пропускать эти поездки, покупки и развлечения с друзьями.
— Он прав, мама. — Лондон встала из-за стола. — В «Гамильтон-Хаус» так много людей, которые заботятся о процветании компании так же, как и ты, и у которых есть навыки, необходимые для того, чтобы удержать ее на плаву.
Эверли вернулась к столу и опустилась на свое место.
— Вы действительно думаете, что мне пора уйти в отставку?
— Да. — Пирс взял мать за руку. — Мы не торопим тебя. Но, учитывая состояние твоего здоровья, я должен сказать, что тебе необходим продолжительный отдых.
Несколько минут в комнате было тихо, поскольку Эверли, казалось, обдумывала все, что услышала. Наконец она вздохнула. Переведя взгляд на Мартина, который мыл посуду, она обратилась к нему:
