Предреввоенсовета Л.Д. Троцкий".
Мишель стоял посреди улицы, на морозе, совершенно не чувствуя его, ошарашенно в который уже раз перечитывая выданную ему бумагу. Четыре часа назад его расстреливали в подвале чека, а теперь все те, кто его расстреливал, были отданы ему в подчинение и в случае неповиновения могли сами встать под дула винтовок!
Вот так вот!... И снова, во второй уже раз, он был поднят из грязи — в князи. Теперь — в красные!...
Рок витал над главой Мишеля Фирфанцева, то вознося его к самым небесам, то обрушивая в тартарары.
Злой рок, который назывался — сокровища дома Романовых. Рок ценою в миллиард золотых рублей!...
И добрый рок, имя которому было — Анна...
Глава 20
День Анна стояла у окна.
И второй — тоже.
Она стояла у окна, закутавшись в шаль, прилипнув щекой к холодному стеклу, и неотрывно глядела на улицу.
За все это время мимо дома прошел отряд солдат с винтовками на плечах, проехал, тарахтя мотором, железный броневик да пробежало, может, пять, может быть, шесть прохожих.
Завидев в конце переулка одинокую фигуру, Анна вздрагивала, но, присмотревшись к идущему человеку, быстро сникала. Нет, это был не он — не Мишель.
На второй день Анна поняла, что ждать глупо. И даже преступно. Нужно действовать.
Она быстро оделась и встала у порога.
А идти-то куда?...
В чека?... Но она даже не знала, где это.
Нет, лучше обратиться к какому-нибудь большому начальнику, который может приказать освободить Мишеля. К Ленину. Кажется, он у них самый главный?
Ленин был главный, но был далеко — в Петрограде. Что только и спасло вождя мирового пролетариата от Анны.
Пришлось искать ему замену.
Анна поступила просто, но мудро — содрала все подписи с развешанных на заборах декретов и скупила все, какие нашла, большевистские газеты, которые тщательно проштудировала, выписав все встретившиеся там фамилии. Одна заметка чем-то привлекла ее. В ней сообщалось, что в Москву по неотложным ревделам прибывает Предреввоенсовета Троцкий.
Его фамилия показалась ей знакомой.
Нуда, конечно!...
Она вспомнила, как Мишель рассказывал ей о своем пребывании в Крестах, где он сидел вместе с большевиками. В том числе с Троцким, который теперь стал большим начальником!
Анна встрепенулась.
Что же она тогда думает — надо пойти к нему, непременно к нему! Он знает Мишеля, он поймет, он поможет!...
Анна пошла к Троцкому пешком.
Возле Боровицких ворот Кремля ее остановил заиндевевший часовой с винтовкой.
— Мне нужно к Троцкому! — твердо сказала Анна.
— Эк, барышня, хватили! — хмыкнул часовой. — Утоварища Троцкого дел других нет, как с вами разговоры говорить! Да и нет его теперь здесь — он в своем вагоне на Николаевском вокзале...
Такой большой начальник, а живет в вагоне? — разочарованно подумала Анна.
Троцкий точно жил в бронированном вагоне, который отстаивался в тупике Николаевского вокзала. Найти его оказалось легче, чем Анна думала. Попасть — труднее, чем можно было предположить.
В тупик толпами бегали какие-то важные люди, натаптывая широкие, как проспекты, тропы. Подле вагона, у разложенных меж путей костров, теснились вооруженные солдаты. Все, к кому ни обращалась Анна, отмахивались от нее, как от надоедливой мухи, требуя какие-то мандаты и справки. Полдня она потеряла в безнадежной толкотне на запасных путях, пока не решилась на отчаянный шаг. Обойдя вагон, она сунулась на площадку, где курил какой-то человек в кожанке.
— Куды? — грозно спросил он.
— Товарищу Троцкому телеграмма от товарища Ленина! — отчаянно крикнула Анна, протолкнулась мимо растерявшегося охранника и прошмыгнула внутрь вагона.
Сзади кто-то громко закричал, затопал в тамбуре, но было уже поздно — Анна захлопнула за собой дверь.
Никаких купе в вагоне не было — была большая зала, где стояли обитые кожей с высокими спинками стулья, а вдоль стен были расставлены сколоченные из досок лавки.
Сзади отчаянно колотились в дверь.
Ну и где он, этот Троцкий?...
Анна заметила небольшого в военном френче и в пенсне человека, который удивленно и, как ей показалось, испуганно глядел на нее из-за большого, обитого зеленым сукном стола. Обратила внимание на то, как он стал втягивать голову в плечи, нервно теребя кнопку звонка.
Он боялся! Ее боялся!...
Но ворвавшаяся в кабинет барышня не стреляла из браунинга и не швырялась бомбой, а, просительно сложив руки на груди, умоляющим тоном сказала:
— Простите... бога ради... умоляю вас — выслушайте меня!
В вагон ввалилось несколько красноармейцев с винтовками и маузерами на изготовку, готовые стрелять и колоть штыками злодеев, покусившихся на жизнь товарища Троцкого, готовые заслонить его своими телами.
И они, наверное, не разобравшись, закололи бы Анну, кабы Троцкий, привстав, не крикнул:
— Погодите!... Оставьте ее!
Уж больно хороша и непосредственна была возбужденная, с раскрасневшимися щечками барышня.
— Что вам угодно? — спросил Троцкий.
Возможно, полагая, что это какая-нибудь влюбленная в него красная пролетарка. Что всякому вождю приятно.
Но он ошибся.
— Я по поводу Фирфанцева. Мишеля Фирфанцева! — быстро проговорила Анна.
По лицу Троцкого было понятно, что никакого Фирфанцева он не знает и знать не желает.
— Вы с ним вместе в тюрьме сидели, в Крестах. То есть он — с вами, — отчаянно сказала Анна. — Вы еще в шахматы играли!
Лицо Троцкого смягчилось.
— Можете идти! — сказал он красноармейцам.
— Обыскать бы ее для порядку надо, — тихо прошептал кто-то, отступая к двери.
— Как же, помню... Кто вы ему? — поинтересовался Троцкий.
— Жена, — тихо ответила Анна.
— Давно? — зачем-то спросил Троцкий.
— Нет, — смутилась Анна. — Мы поженились третьего дня. Но какое это может иметь значение?! Вы же знаете его — он не мог совершить ничего дурного. Он честный... Он... он даже деньги не берет!
Троцкий удивленно вскинул бровь:
— Какие деньги, откуда не берет?...
— Да-с! Я знаю, что говорю! — топнула ножкой Анна. — Я сама ему предлагала, когда он арестовал моего батюшку!...
Ее собеседник был явно заинтригован.
