Потому что он не Карлуша, – кивнув на ворону, продолжила медиум, – люди столько не живут. Но в стране мертвых его нет!!!
У Любы вдруг сильно забилось сердце. Так сильно, что было слышно, как оно стучит. Ей показалось, это слышала даже медиум. Она давно не испытывала такого чувства. Ранее такое случалось с нею только дважды. В первый раз – во время вступительных экзаменов, когда она увидела решение, казалось, неразрешимой задачи и поверила в то, что может поступить на мехмат. Второй раз это произошло, когда ей впервые признались в любви. С тех пор прошло немало времени, но она не забыла это ощущение, и сейчас, упиваясь им, понимала, что происходящее сейчас эпохальнее всего, что было на свете, за исключением, наверное, Священной истории.
Немыслимо, но оказалось, что тот, кто живет у нее в квартире, Пушкин! Да, это пока необъяснимо, но вместе с тем, безусловно, так, потому что с существующими фактами уже невозможно было спорить. Во-первых, насколько она понимает, человек, страдающий раздвоением личности, в бреду остается самим собой и бредит так, как бредил бы сам. Но даже если это не так и личность этого человека настолько размыта, что он даже бредит, как его прототип, это никак не могло привести к сходству их организмов. И уж точно, что никакое раздвоение личности с умершим человеком не может привести к его исчезновению с того света, потому что оттуда обратной дороги нет. Скорее, не было. Потому что тот, кто живет в ее доме, доказывает, что она есть. И этот «тот» не кто иной, как сам Пушкин. От одной только мысли об этом голова ходуном ходила. В это было невозможно поверить, но она уже знала, что так оно и есть!
К реальности ее вернул все тот же голос хозяйки квартиры, которая, сокрушаясь, извинялась за то, что не смогла помочь поговорить с поэтом. Ах, если бы только знала она, насколько важно было ей не говорить, чем говорить! Если бы она это знала!
Но нет. Об этом рано кому-либо знать. Пока она решит, что с этим делать…
Проезжая по Тверской, на всех уличных билбордах ей мерещился один и тот же текст:
Сенсация!!!
Презентация современного романа
Александра Сергеевича Пушкина!
Первой сотне читателей поэт…
подпишет книгу сам!
Да-а! Это будет самый сенсационный издательский проект за всю историю человечества. И автором его будет она, Любовь Марецкая!
Умирая от нетерпения и стремясь убедиться, что это не сон, что он – есть и что он у нее дома, она помчалась вверх по лестнице, не дожидаясь старенького неторопливого лифта, как когда-то в детстве, когда спешила домой, распираемая радостью от полученной пятерки. Наконец долгожданная дверь… Волнуясь, она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Услышав за дверью ее возню, изнутри открыла служанка. Не говоря ни слова и едва не сбив с ног удивленную женщину, она кинулась к кабинету… Там, на диване, как ни в чем не бывало спал Александр Сергеевич Пушкин. Мерное дыхание спокойно приподнимало его грудь. Его пока еще бледное лицо было покойным и безмятежным.
– Не беспокойтесь, у него уже все нормально, – по-своему истолковав причину ее волнения, прошептала ей на ухо горничная. Облегченно вздохнув, Люба прислонилась к стене и закрыла глаза, ощущая всем телом, как бешено бьется в ней сердце…
В течение вечера время от времени она наведывалась в кабинет, проверяя гостя, но тот, обессиленный отпустившей его лихорадкой, спал не пробуждаясь. Она собралась было уже отправиться к себе, в спальню, когда вдруг почувствовала, что рядом кто-то есть. Скосив глаза в сторону двери, она увидела его. Он зачарованно смотрел на экран, точно так, как современный человек смотрел бы на сошедшего с неба марсианина.
– Это телевизор, – тихо сказала она, ощутив легкое головокружение от мысли, что рядом с нею Пушкин…
– Да-да, – предостерегающе подняв руку, словно прося ему не мешать, ответил он, не отрывая от телевизора взгляда, – я знаю, Андрей Петрович рассказывал… Но право, я представлял это совсем иначе… Воистину, чудо из чудес… Как же такое возможно?
– Ученые и не такое придумали. А это, это такая машинка, которая… запоминает происходящее рядом, чтобы затем все это можно было снова посмотреть, – подбирая слова, сказала она, не узнавая собственный голос, и, сделав паузу, спросила: – Вам лучше?
– О да, сударыня, мне несравненно лучше, – ответил он, переведя на нее свой взгляд, и продолжил: – Скажите, а где я? И где Андрей Петрович?
– Вы у меня в гостях, – ответила она, – а Андрей Петрович, мой друг, его сейчас здесь нет.
– Простите, сударыня, разрешите представиться, – спохватился он, – я …
– Я знаю, кто вы, – сказала она, – а я – Марецкая Любовь Николаевна.
– Марецкая… Любовь, – эхом повторил он ее имя.
– Может, вам чаю или вы голодны? – спросила она.
– Вы знаете, мне, право, очень неловко, но я не откажусь, – смутившись, ответил он.
– Конечно, конечно, – обрадовалась она, – мне это, право, ничего не стоит, пойдемте, я накормлю и напою вас.
Сказав это, она вскочила с дивана и жестом, приглашая его следовать за собой, поспешила на кухню. Усадив гостя за стол, она принялась хлопотать о чае.
– Я прошу прощения за столь невольное вторжение и хлопоты, доставленные вам, но я, право, ничего не помню… как все это произошло и как я оказался здесь, – мучительно потирая лоб, будто пытаясь вспомнить, сказал он.
– Вы заболели, и мы с Андреем Петровичем перевезли вас сюда, а по поводу неудобства, право, какие пустяки, и не извольте беспокоиться, – поспешила она его успокоить.
– Ну, как же пустяки! – покачал он головой. – Я даже не помню, как долго я здесь. Ну, если бы я был роднею иль мужу другом…
– А у меня нет мужа, – ответила она.
– Ну, как же можно? – Его лицо выражало искреннее изумление. – Мне, право, непонятно… а как же мужчины, что хотя бы раз видели вашу красоту… Они, должно быть, либо ослеплены ею, либо из-за нее потеряли свой разум.
– Все гораздо проще, – ответила она, – нынче мужчины не любят обременять себя заботой о других. Им не нужны ни дети, ни жена… Но даже если и нужна, к красивой сватаются редко. С ней хлопотно… она – как красивая машина, ее уведут… Машина – это… – спохватилась она, вдруг осознав, что с ним нужно говорить, задумываясь над словами.
– Я знаю, знаю, – успокоил он, – я видел их, это самоходные кибитки или… как вы их называете, аутомобил.
– Ну да, – сказала она, – а машину
