наблюдала, как обходит печь и просовывает руку в пустоту между печью и стеной, она видит — чувствует — как рука шарит по стене, будто ищет что-то. Зацепилась за шероховатость. Выступ? Поддев несколько раз ногтем, рука вынимает кирпич и роняет на пол. Все неважно. Скорее. В образовавшемся углублении рука находит какие-то бумаги. Да. Это оно. Вытащить на свет. Скорее.
Как только стопка бумаг оказалась в руках Иды, она будто очнулась от морока. Голос исчез, осталось только эхо гулко бьющегося сердца. Придя в себя, Ида оглядела пыльную стопку, перевязанную бечевкой. Это письма? Документы? Но зачем их нужно было прятать? Столько вопросов, но твердое убеждение, что там она найдет ответы. Схватив нож, Ида разрезала веревку и принялась раскладывать письма на столе. Они пролежали там долго, хотя последнее казалось новее, его не так затронуло время. Оно было светлее, и пыль не успела въесться в бумагу. А нижние не только пожелтели, но и было видно, как местами чернила начали расплываться. Прежде чем начать читать, Ида заметила, что все письма подписаны одинаково — витиеватые, незнакомые символы складывались в два слова, но подписано было уже на зараватском — «Симон».
Славься, друг мой!
Да продлятся дни твои и будут они безмятежны. Да хранит Создатель твою душу. Мы в неоплатном долгу пред тобой, не представляю, как …, не встреться ты нам. Как назвал ты ее? Удалось ли вам …? Не задают ли местные вопросов? Если что-то потребуется, отправь весточку — но будь осторожен. Семья моя все плачет, хоть я и напоминаю ей ежесекундно, что с ней все в порядке, что Создатель пожелал спасти …. Иногда в минуты тяжелых душевных мук семья моя начинает терзаться, бредит порой, цитируя … — ту его часть, где о погибели мира. Сомнения с каждым днем все больше овладевают ею. А вдруг мы …. Но скажи мне, друг мой Потран, разве не волею Создателя ты вошел в наш дом в нужный час? Разве не волею Создателя удалось избежать этого жестокого и бесчеловечного правосудия? Они приходили к нам дважды, два месяца следили за домом, опрашивали соседей. Да и сейчас я не уверен, что мы вне подозрений, поэтому молю, не приезжайте в город никогда. Хотя в минуту слабости … грешная мысль — приехать самому, взглянуть хотя бы одним глазком. Письмо передам с проверенным человеком, если сможешь, напиши хоть пару слов — Стелла будет счастлива.
Спаси и сохрани!
Симон
Славься, друг мой!
Да продлятся дни твои и будут они безмятежны. Да хранит Создатель душу твою. Спасибо за …, не верится, что уже столько времени прошло. Пять лет. Хотя с другой стороны, кажется, что целая вечность. Стелла хотела сохранить его, спрятать, но побоялась. Если о нем станет известно…не хочу думать о последствиях. В Пар-Исе за ширмой благоденствия и прогресса творятся бесчинства, мы в особой немилости. Вчера приходили к …, забрали почти все имущество, якобы нечестным трудом заработанное, ведь не можем мы обладать добром больше них. Говорят, один из солдат на дочь старшую позарился, а когда отец преградил тому дорогу, то до полусмерти …. Но не тронули, насколько я знаю, дочь. Поэтому повторяю свою молитву: не приезжайте в город.
Спаси и сохрани!
Симон
Славься, друг мой!
Да продлятся дни твои и будут они безмятежны. Да хранит Создатель твою душу. Мы вынуждены покинуть Пар-Ис в спешке, поэтому прости за оборванную бумагу, пишу на первом, что попалось под руку. Сегодня устроили облаву на наш район, выволокли мужчин и женщин, даже стариков, искали кого-то. Не знаю, нашли или нет, чем все завершилось, но Стеллу сумела вывести соседка через задний двор. Прибежала ко мне, успела с собой лишь маленький кошель схватить, поэтому …. Береги ее, говорят, скоро дойдут волнения и до окрестных деревень. Воспитай ее как зараватку, чтоб ни словом, ни взглядом не выдала она происхождения своего. А мы как остановимся на новом месте и опасность минует, свяжемся снова. Не пиши, не приезжай, не ищи. Это опасно.
Спаси и сохрани!
Симон
Славься, друг мой!
Надеюсь, письмо мое застанет тебя в добром здравии. Да продлятся дни твои и будут они безмятежны. Да хранит Создатель твою душу. 15 лет прошло, знаю, ты, вероятно, думал, что пропали мы или до нас добрались. Ты бы оказался прав, всем известна только эта правда. Нас казнили на день весеннего равноденствия шестого года. Не пугайся, эта правда для всех, но только не для нее. Мы долго решали, безопасно ли открыться — в первую очередь для нее, — и вот пишу спустя десятилетие. Мы вернулись в Пар-Ис, но это уже не мы. Мы были в Париссии, где заручились поддержкой влиятельного человека. Он сейчас важный человек в Заравате. Не могу написать большего. Гонец все тебе объяснит устно, потому что письма имеют свойство теряться или попадать не в те руки. К тому же, прости, мой друг, такова жизнь, я не уверен к тебе ли в руки оно попадет. Нам обещали безопасность, поэтому позволь увидеть ее на День единения, в толпе приезжих из Париссии и Аз-Карета легко затеряться. Позволь хотя бы на мгновение увидеть ее!
Спаси и сохрани!
Симон
Она читала быстро, до последнего надеялась получить ответы, но вопросов стало больше. О ней ли речь? Невозможно. Все было очевидно, но она не могла поверить! Как? Почему? Если речь о ней, то последнее письмо отец получил не так давно. Почему он скрывал? Кто эти люди и о какой встрече просили? День единения… Ида почувствовала, как к горлу подкатил ком и живот скрутило от ощущения беспомощности, нет, так выглядит боль от предательства. Ей солгали. Перед глазами промчались картины того, как отец не хотел отпускать ее на ярмарку. Не этого ли он боялся? Почему он не сказал ничего. Мысли крутились в голове хаотично, не желая складываться в единую картину ее жизни. Невозможно. Всю жизнь — не свою жизнь — она прожила во лжи. За что? Листы выпали из трясущихся — то ли от гнева, то ли от обиды — рук и разлетелись по комнате. Слезы обжигали щеки, а сердце готово было разорвать грудную клетку. Воздуха не хватает. Ей тяжело дышать.
Вдох. Выдох. Надо взять себя в руки, она все неправильно поняла, может это вообще письма, принадлежащие прежним жителям. Имя? Совпадение! Листки такие старые, что им вполне могло быть и 40, и 50 лет.
Вдох.
