Пока она устраивалась на выстланном шкурами днище, Ивар уселся на облучок и подстегнул мохноногого конька, заставляя выйти на тропу, а потом и на мощеную полусгнившими досками узкую дорогу.
Ехали они молча. Вчерашняя прохлада сменилась по-весеннему ласковым теплом. Куда ни глянь, искрилось солнце, переливалось бликами на молодой зелени. Между деревьями пестрели первоцветы. Скворцы, зяблики, свиристели перекликались со всех сторон, птичий гомон даже не думал смолкать при появлении людей. Слушай да радуйся, если забыть про цель путешествия. Подобрав под себя ноги, Ярина нахохлилась. В голове роились вопросы, но так просто их не задашь. Какое ей дело до того, что прирожденный воин вдруг назвался купцом, или как селяне отпустили свою замуж за чужанина. Но от одного вопроса она не удержалась:
– Почему ты назвал колдуна кольгримом? Что это за слово?
Настырный домовой исхитрился вручить ей узелок с пирожками в дорогу. Ярина протянула один мужчине.
– Так на моей родине зовут черных колдунов, – отозвался Ивар, молча отказываясь от угощения. – От них одни беды. Настоящим чародеем мужчина становится, когда у него борода до живота отрастет и поседеет. Без бороды – какой он чародей! Так, людям голову морочит.
Хорошо, Ивар сидел к ней спиной. Ярина прикусила щеку изнутри, чтобы не пустить на лицо непрошенную улыбку. Вроде взрослый умный мужик, вон, сильный какой. А про бороду всерьез говорит.
Нельзя считать полноценным воспоминанием то, в котором тебе всего семь, и ты с сестрой украдкой подсматриваешь за приемом. Но она помнила расписные стены и круглые своды, сияние магических светильников и блеск каменьев на богатых одеждах. Когда Сиверу стукнуло двенадцать, отец отвез их всех в Белозерье, чтобы, как пристало, показать своего первенца. Они с Нежкой были слишком малы, им полагалось сидеть в светелке под присмотром нянек, но это же так интересно, тайком подобраться поближе и хоть одним глазком взглянуть, как веселятся взрослые.
Чародеи выделялись, как снегири среди воробьев. Чародейки все как на подбор были прекрасны: с непокрытыми головами, в платьях, открывающих шею, а у некоторых (виданное ли дело!) еще и плечи. Они словно не замечали перешептываний за спиной и завистливо-злобных женских взглядов. Ярина мечтала, что когда-нибудь настанет и ее черед предстать перед ближним кругом, а Нежка уже мнила себя чародейкой. Три луны спустя, одним туманным утром, мечты обратились в пыль.
– Ты не похожа на других варгамор, – прервал ее размышления Ивар.
Еще одно незнакомое слово.
– На кого?
– Волчьи ведьмы. На моей родине молодые варгамор не живут поодиночке, пока не войдут в полную силу. И не подходят к мужчине, если тот разгадал их суть. Не страшно?
Ярина чуть не поперхнулась: набрался у местных! Все бы им ведьму в каждой видеть.
– Я не ведьма, а леший, – пробурчала она в ответ. – Защищаю здешние места, а лес защищает меня в ответ. Чего мне тебя бояться?
Вряд ли Ивар захочет обидеть спасительницу сына, но смотрел он странно, словно боролся с неприязнью. Ярина вспомнила наказ матушки не доверять людям и поежилась. Нет, ничего не случится, на в лесу, он защитит.
– Но с тобой пришли волки, они слушали тебя. Или ты так уверена в своих силах и моей благодарности, что станешь все отрицать?
Вот что с ним делать?
– Не знаю, как в твоих краях, а у нас волки подчиняются лешему, а не ведьмам. Если бы не они, вчера меня бы никто и слушать не стал. И не ведьма я, сколько раз говорить.
– Ты женщина. Женщина не может быть духом леса.
– Почему это?
Ивар в ответ хмыкнул. Обернувшись через плечо, он бросил почти добродушно, вдруг сменив гнев на милость:
– Я пришлый, но о вашей нечисти наслышан. Они не любят людей, а ты слишком человек. Не ведьма, говоришь? Тогда не твое это дело – торчать сычихой в лесу. Тебе надо о муже заботиться, детей растить.
Может и так. Да ведь не было на горизонте мужа или даже парня, который нравился. В детстве, да, она мечтала о красавце-королевиче, а потом стало некогда, выжить бы. Деревенские на нее только как на змеиного заморыша смотрели, да и не думала Ярина о них. Единственный, кто восхитил ее – Тильмар, но нельзя же вздыхать о Нежкином муже. Мысли о семье были тяжкими, тревожными, поэтому и вырвалось злое:
– Я уж сама решу, о ком мне заботиться.
Ярина тут же устыдилась грубости, но было поздно.
– Это не женское дело. Разве у тебя нет отца или брата, чтобы думать? – Мужчину не смутил ее тон. Говорил он без тени эмоций, будто погоду обсуждал.
– Я слышала, на Ледяных островах женщины ни в чем не уступают мужчинам, – с горечью возразила Ярина. Ивар, сам того не зная, попал по больному: не было у нее больше ни отца, ни брата. – Или это байки?
В ответ раздался тихий смех. Ивар натянул поводья и, повернувшись, смерил многозначительным взглядом:
– Нет, всё правда. Но моей родине другие законы. Ты не похожа на тамошних девок, и никто здесь не похож. У вас же принято, чтобы за женщин решал мужчина.
Принято. У селян. И во многих старинных родах. Хотя вольнодумство из Арсеи медленно, но верно расползалось по землям, а чародеи своим видом подливали масло в огонь и смущали народ.
– Не у всех и не везде, – возразила Ярина, упрямо поджимая губы. И, забывшись, добавила. – Ты что, тоже за свою жену все решал?
Ой, дура! Лицо Ивара мигом закаменело. Он отвернулся и хлестнул коня, тот перешел на рысцу, отчего телега затряслась по ухабам, надсадно поскрипывая.
– Ивар… – Ярина решилась заговорить не скоро, когда удушливая вина выпустила горло из хватки. Нашла, кем попрекать! – Ты прости меня.
Мужчина молчал. До тех пор, пока лесная дорога не сменилась хлюпающей гатью, и пришлось спешиться, телега так и норовила съехать с узкого настила.
– Милава сама меня выбрала, – произнес он, мрачно глядя перед собой. – Сама за меня пошла, никого не спросила. Но я сказал ей ждать где безопасно, пока не вернусь. Мы вместе ехать собирались. А она не дождалась. Веди.
На такое добавить нечего. Вот только к чему молодой матери срываться в дорогу? Молоко в голову ударило? Или все-таки чары? Прислушавшись к ожерелью, Ярина повела Ивара по едва приметной тропе к сердцу болот. Нечисть не показывалась. Не было ни единого намека на то, что за ними наблюдают, словно топи лишились жизни: кругом одна черная маслянистая вода да колючий кустарник, на котором сидели сытые вороны. Ветер с заунывным воем носился над проклятым местом, будто навеки затянутом тучами.
К знакомой поляне они вышли через час, когда угрызения совести разбередили душу так, что Ярина уже хлюпала носом.
– Здесь, – шепнула она, но Ивар не слушал, рванувшись к телеге.
Пока он осматривал колеса, из трясины высунулась кочка с черными провалами глаз. Оглядевшись, кочка выложила на траву огромный кокон из тины и грязи, который с зыбким чавканьем всосался в землю, оставив совершенно сухое тело молодой женщины. Нечисть исчезла в бочаге прежде, чем Ярина раскрыла рот, собираясь поблагодарить.
