– твоя воля. А девке чего надо? Жениха доброго да приданого, чтоб перед новым родом не стыдно. Женихов у берегинь просят, да к ним надо с подарком являться. Ступай-ка ты лучше к полудянке. Знаешь, что говорят? Плясать полудянки до страсти любят. Позови ее плясать. Коли ты ее перепляшешь, то она тебе все что ни попросишь даст. Хочешь – красы даст ненаглядной, хочешь – приданого сундук, что хоть боярышне впору. Будешь невеста не хуже других, на Купалу, гляди, и за тобой сваты явятся…
Ведун потер бороду, хмыкнул и отвернулся, скрывая усмешку. А Смеяна слушала, не понимая, смеется он или говорит правду. Да, полудянки могут одарить чем угодно, но на ее памяти не находилось таких смелых девиц, чтобы ходили к ним за подарками. Так что же – опять отказываться? И это не по плечу?
– А тебе чего бояться? – продолжал Велем. – Коли ты чего и умеешь – так петь-плясать. В том твое богатство и есть – так не робей, пробуй, авось чего и выйдет. А под лежачий камень, сама знаешь… Или хочешь весь век вот так сидеть да на судьбу жаловаться? Не любят меня, дескать, не жалеют, никому я не нужная…
– Да когда же это я жаловалась? – возмутилась Смеяна. Она уже забыла, что говорила вот только что, на щеках ее разгорелся румянец, она вскочила на ноги и даже сжала кулаки, наступая на ведуна. – Да когда же! И ничего я не робею! Вот пойду и к полудянке! Сей же день пойду! Смотри, как раз полдень скоро! Сейчас же пойду!
Велем посмеивался про себя, глядя, как быстро пылкая решимость сменила ее недолгое уныние. Это ему и было нужно.
– А вот я посмотрю, как ты пойдешь! – отвечал ведун на ее горячую речь, с издевкой прищурив глаза. – На словах-то как на гуслях, а как до дела…
– Вот и погляди! – запальчиво отвечала Смеяна, не замечая, что Велем толкает ее к решению так же, как она подбивала его на трудное гадание. – Вот и увидишь! Сейчас и пойду!
Забыв о своей корзинке, она повернулась и бросилась бежать прочь от избушки, так что две рыжие косы полетели за ней, едва успевая. А с лица Велема мигом пропала усмешка.
– Иди, иди… – бормотал он, глядя ей вслед.
Ему не давала покоя загадка ее силы, которой он не мог найти объяснения, несмотря на всю свою мудрость. Разгадку знает только Надвечный Мир. Сумеет Смеяна переплясать полудянку, не сумеет – в этом и будет ответ. Если не сумеет – душа ее сгорит под жаркими лучами полуденного солнца, Полуденная Дева возьмет ее разум, а может, и саму жизнь. А если сумеет… Вот Велем и хотел узнать, что тогда будет.
* * *
Солнце указывало полдень, широкое пространство ржаного поля было залито светом. Смеяна медленно вышла из лесной тени и остановилась на меже. В душе ее решимость боролась со страхом, от волнения сердце стучало под самым горлом. Всю жизнь, сколько Смеяна себя помнила, она ощущала живое дыхание Надвечного Мира, но ни разу ей не приходилось встречаться с его детьми лицом к лицу. Сколько рассказывают басен и быличек о смельчаках или безумцах, которые решались на подобное, но успешными таким походы бывали только в древние времена. Купцы рассказывали, что дебрический князь недавно добыл себе в жены берегиню – но это же князь! Ей ли тягаться… И в то же время собственный страх казался Смеяне каким-то ненастоящим, вроде обычая вежливости, который обязывает кланяться неприятным людям. Этот страх перед Надвечным Миром был внушен ей с детства бабками и дедами, которые учат всех детей остерегаться берегинь, лесовиц, межевиков, всех лесных, водных и полевых духов. Но чем дальше шла Смеяна по полю, тем слабее делался этот страх, как будто оставался позади, на берегу обыденного мира. Она сама удивилась, насколько мало боится. Люди боятся чужого и неведомого. А Смеяне вовсе не казалось, что она идет к чужим.
Встав посреди поля, Смеяна медленно огляделась. Жаркие солнечные лучи лились с неба прямо ей на голову, жгли плечи. Воздух вокруг уплотнялся. Щурясь от слепящего зноя, Смеяна оглядывалась, выискивая в блеске лучей знакомое мельканье. Впервые в жизни она пыталась собрать в кулак все буйные, но беспорядочные силы своей души. И оттого, что кулак этот оказался вовсе не пустым, Смеяна поняла, что сможет многое.
– Полудянка-сестрица, красная девица! – позвала она вслух. – Выйди, покажись! Я к тебе пришла поплясать!
Над полем бродило блестящее марево, в глазах рябило. По земле, покрытой ржаными ростками, по лесу, по небу с белыми легкими облачками поплыли отблески прозрачных радужных цветов. Смеяна насторожилась – это двигались вокруг нее ворота Надвечного Мира. Она позвала Полуденную Деву по имени и назвала сестрой – та не может не откликнуться.
В дальнем конце поля мелькнуло светлое пятно, будто солнечный зайчик пробежал и пропал. Смеяна поспешно обернулась туда, но не успела уследить. Блестящий зайчик мелькнул снова, уже в другой стороне, но ближе. Полудянка играла с ней, ходила кругами, рассматривала свою гостью, но сама не показывалась.
Смеяна прижала руку к янтарному ожерелью – солнечные камни были горячее огня. И вдруг глаза ее раскрылись, взор прояснился. Из слепящего марева возникла девичья фигура – такая же статная и нарядная, как была десять дней назад. Только теперь лицо и руки полудянки покрывал легкий золотистый загар, такой же, какой успела приобрести сама Смеяна, а в густых русых косах пестрело несколько цветков. Смеяна смотрела прямо в лицо Полуденной Деве и мигом притянула ее ответный взгляд.
– Ты меня звала? – спросила полудянка, с любопытством глядя на нее.
Не перебирая ногами, она мигом оказалась в нескольких шагах от Смеяны, словно сам солнечный луч ее перенес.
– Я звала! – подтвердила Смеяна, и собственный голос показался ей необычным. – Хочу я с тобой поплясать!
– Вот радость-то! – Полудянка высоко подпрыгнула и захлопала в ладоши. – Давно мне ни с кем плясать не случалось! До сена и до жатвы далеко еще, а по огородам да репищам скучно мне бродить, на шеях склоненных кататься! Давай попляшем! Ты одолеешь – чего хочешь у меня проси. А я одолею, – полудянка расхохоталась, взмахнула рукавом, – не прогневайся!
На миг Смеяне стало жутко: в суетливом проворстве полудянки, в каждом ее движении, в красивом и бессмысленном лице было что-то настолько нечеловеческое, так жадно, с торжеством и предвкушением близкой поживы кривился ее румяный рот, что сама попытка состязаться с ней показалась верной гибелью. Но Смеяна не дала воли страху: в ней мигом вспыхнула жгучая злость, решимость во что бы то ни стало одолеть знойную
