голову лезут, вдруг нас ночью убьёт. И ведь никому не говорю, Семён попросил от всех скрыть, никто не знает, что она у нас, свёкор её ночью привёз. А знаешь, что оказалось?
— Что?
— А то, что она втихаря весь Сёмкин одеколон, воду парфюмерную, выпила. Тогда же это дефицит был, в восьмидесятых. У нас так, для красоты всё стояло. А флакошки пустые назад поставила — сообразила. После этого у меня к ней вообще страх пропал. Так на «вы» называю, а в душе алкашкой считаю. Женщина же? Мне это не понять, мужа жалко, он-то не виноват, что такие родители достались. Хотя сам теперь выпить не прочь, — Светка глубоко вздохнула, опустила вниз голову. — Как-то попробовал руки распускать, но я ему отбила это желание — у сестры три месяца прожила. Остепенился, да, — махнула рукой. — Надолго ли? Не знаю, чего от него пьяного ожидать. А ты спрашиваешь, люблю ли его? Но с месяц назад мне свекровь серьги свои предложила.
— Вот так поворот, — удивляюсь я, — осознала, кто ты есть за сорок-то лет вашей с Сёмкой совместной жизни.
— Угу, осознала, жди. Слушай дальше, как осознала. Она мне говорит: «Светка, как я помру, сними с меня серьги, себе забери на память». Удивилась и я, вот так, — кивнула на меня, — как ты сейчас, и говорю: — Не-е, с мёртвой снимать не буду, лучше с ними оставайтесь, да я золото не люблю, мне серебро ближе, разве только вдруг Надюшка дочку родит и ей будет память о прабабушке. «Ну да, — соглашается она и сама снимает серьги, — на вот, пока я живая, а то, правда, с мёртвой побоишься снять». Взяла. Домой принесла, Сёме рассказываю, тоже удивился, что это с матерью. А дня через два она за серьгами явилась и так вежливо говорит: «Ты мне, Светочка, отдай их, а то во сне снятся».
— А знаешь, я с большим облегчением их отдала. Видишь, зато ты теперь рассказ об этом напишешь, о моей свекровушке.
— Да-а-а, разные бывают свекровушки. Кому как повезёт, — подытожила я. И глубоко задумалась, глядя в Светкины добрые, но наполненные печалью глаза. Сколько же в них всего пережитого…
Спустя полгода Светлана пришла ко мне и попросила этот рассказ, написанный мною. Дала. Думала просто на память.
— Свет, да ты потерпи, скоро книгу выпущу, подарю.
— Нет, Валюш, я хочу посмотреть свекрови в глаза, хочу ей прочесть его, если смогу, если хватит сил, хочу видеть её реакцию. Извлекла ли она урок? — Светлана сменилась в лице, побледнела. Затем глянула на меня так, словно проверяя, интересно ли мне знать реакцию её свекрови.
— Свет, как же ты ей будешь читать? Тебе снова придётся окунуться в прошлое… Брось эту затею, брось! Или ты думаешь, она попросит у тебя прощения?
В этом я сомневалась, но вопрошающе посмотрела на Свету. Подумала, а вдруг ей станет легче и она сможет хоть частично погасить негативные тени былого.
— Ага, жди, будет она просить у меня прощения. Хотя, кто знает, быть может, осознала всё, и настанет время, и ей легче будет покинуть этот мир?
— Светик, да она ещё нас с тобой переживёт. Такие долго живут, нервы-то у неё в порядке, на тебя всё выплёскивала, на тебе отыгрывалась, это ты вон седая вся, а она как сайгак у тебя бегает и ничего не болит. Сосуды чистые, кстати, таких людей, как твоя свекровь, и ковид не берёт. Наслышана.
— Это точно, я переболела, да ещё как, думала, не справлюсь, а она хоть бы хны, бегает везде и никакая зараза к ней не пристаёт.
Дня через два звоню Светлане:
— Ну как, рассказ прочла?
— Что ты, не смогла…
— Я же тебе говорила!
— Да ты послушай, Валь, это я не смогла, при виде её меня всю затрясло, горло пересохло, голос осип, такое состояние появилось, словно я не чувствовала себя. Будто бы я какое-то преступление пришла совершить. Не думала, что так сложно… Но я её попросила, она сама прочла. С выражением читала, с интонацией, где смеялась, а где лицо перекашивала. И нигде у неё ничего не ёкнуло. Это мне тяжело было дышать, руки, ноги похолодели, мокрые сделались. А когда закончила, я и говорю: «Вы поняли, что это про нас написано, про вас и про меня?!» Засмеялась.
— Поди с бодуна была?
— Нет, вроде завязала.
— Завязала, жди… Такие только на том свете завязывают. — В трубке повисла тишина. Что я говорю? Наверное, обидела Светлану. — Ну, что молчишь? Све-е-ет, ау-у? — Промелькнуло, наверное, связь прервалась, но вдруг:
— Да слышу я, прикинь, она нагло смеётся, смотрит мне в лицо и говорит: «Пьяная была, а с пьяной как с гуся вода», — и снова засмеялась.
— Свет, мне кажется, с ней что-то не то? Неужели не осознала?..
— Я тоже думаю тут что-то не то. Свёкра уже пять лет как нет, а она всё твердит, что года два как помер.
Спустя некоторое время я вновь повстречалась со Светланой, всё куда-то бежит, всё дела. Спросила про свекровь, но ответу не удивилась. Признали болезнь Альцгеймера и деменцию. Светлана бегала к свекрови каждый день, носила ей покушать, помогала в квартире убираться и гуляла с ней на улице.
— Представляешь, Валюш, даже Сёмка последнее время со мной ходил к ней домой, помогал переворачивать, я всё делала по совести, она-то не должна на меня в обиде быть… Утром приходим, а она того, не дышит, ну, мы давай скорую вызывать, полицию. Мне страшно, глаза ей прикрыла, а рот сильно открыт, боюсь, словно укусит. Сёмке говорю, закрой ты, а он, нет, сама закрывай. Подруге звоню, так, мол, и так, полиция едет смерть зафиксировать. Сестра мне звонит, доказывает, что я должна обязательно рот ей закрыть. Боюсь. Я даже в другую комнату ушла, Сёмка на балкон курить вышел. Но совесть мучает, подхожу, а она сама так крепко рот сжала.
— Сёмка, она ожила! Смотри, как губы сжала.
— И правда, — удивляется он. Смотрим и нам кажется, она дышит. Тихо дышит, бесшумно. А как же полиция, скорая? Ведь едут уже…
Подруге снова звоню, ожила свекровушка, а подруга отвечает:
— Померла так померла, мои коллеги, верующие, уже помолились за упокой души рабы Божьей Веры Павловны, как положено.
Тут Светлана улыбнулась и продолжила:
— А знаешь, Валюш, может, ты меня осуждать будешь, ни слезинки я не проронила, ни во время похорон, ни на поминках. Сёмка тоже не плакал, но я хорошо помню, как мы по нашей собачке Дашке плакали, когда она
