большие. Хотя и тут для кого как.
Например, для Зои Ивановны такая сумма очень даже привлекательна. А что, если она как раз и вернулась в кабинет, чтобы позаимствовать остальное, воспользовавшись замешательством? Но как хрупкая женщина смогла бы убить крупного мужчину, в голове не укладывалось. По этой же причине представить в роли убийцы Веронику или кого-то из тетушек я просто отказывалась.
Я поймала себя на том, что почему-то упорно считаю — Лев был убит. Хотя версия с самоубийством как раз более правдоподобна.
Пока эти мысли проносились в голове, напротив наших ворот замер мужчина, прогуливающий на поводке шпица.
— Это сосед слева, у него дом с красной крышей, ворота еще такие, с медузами. Первый сплетник в поселке, — скороговоркой зашептала Сабина, а Витька встрепенулся:
— Тот, который деду рассказывал, что у нас по поселку ночью голый негр бежал? Вот потеха…
Вероника шикнула на брата, а Сабина пояснила, что сосед этот «с придурью», да еще и заядлый грибник.
— Мухоморов наберет, потом негров гоняет…
— У вас вроде кричали? — меж тем кашлянул сосед, удивленно созерцая нашу компанию. — Сначала скандалили, а потом ночью музыка играла, я уж думал полицию вызывать. Но потом стихло, часов в двенадцать. Я как раз грибы дочистил. Что-то опять случилось или вы так бурно отмечали поминки?
Только сейчас я заметила, что Славик разгуливает в трусах со Спанч Бобом, а я сама стою в одной кружевной сорочке. Остальные родичи тоже выглядели не лучше. Все изрядно смахивали на пациентов сумасшедшего дома, сбежавших во время поднятого при помощи вилки бунта.
— Ничего не случилось, семейная утренняя пробежка, — огрызнулся Славик, прикрывая своего Спанч Боба, — шли бы вы… за свои ворота с медузами.
— Или за грибами, — добавил Витька.
— Все равно ведь узнают, — вздохнула Светлана Петровна, когда сосед, недовольно косясь в нашу сторону, стал удаляться.
— Пусть сначала полиция разберется, что к чему. И лучше, если это будет самоубийство, а то наш дом уже интерес у соседей вызывает. Загадочные смерти, дебоши, негры в пене… Скоро спалят нас к чертовой матери, как рассадник преступности в поселке.
Словно услышав мольбы Славика, к дому подъехала полиция. За ней подоспела и скорая помощь.
Я решила, что надо переодеться, и ненадолго отлучилась в домик, прихватив шорты и для приятеля. Почему-то мысленно я подготовилась к испытаниям. Однако все прошло максимально спокойно. Полицейские не особенно обрадовались трупу, потому как он прибавлял проблем. Но и особенно подозрительными они не выглядели, вдумчиво опросив всех присутствующих о произошедшем.
Я поведала, как обнаружила труп, а Славик — как помог его накрыть покрывалом. Дольше всего они беседовали с Зоей Ивановной, потому как выходило, что именно она последней видела Леву живым. Но и она ничего нового не рассказала. Примерно в одиннадцать часов, по просьбе Антона, она относила в домик чай и хотела попросить Льва приглушить музыку. Чай Лев пить не пожелал, Зою Ивановну практически выгнал, а музыку выключить отказался. У нее сложилось впечатление, что сын хозяина был очень удручен и озабочен. Что вполне соответствовало ситуации.
Полицейские слушали весь этот монолог с томлением. Но шикарный дом производил впечатление, оттого держались они очень корректно. Со смертью деда, про которую стражи порядка, кажется, не знали, связать ночное происшествие помог Витька.
Все время молчавший, он вдруг глубокомысленно изрек:
— Вот как бывает. Вроде не особо ладили, а ушли друг за другом. Не выдержал наш Лев разлуки с отцом.
Пришлось пояснить, что накануне мы похоронили деда, и тут уже полицейские вспомнили Чеслава Станиславовича. Все-таки он был не последней фигурой в городе.
Все домочадцы старались рассказать историю на свой лад. Выходило очень эмоционально, особенно когда женщины принялись плакать, а Славик — грызть ногти.
Мне показалось, что стражам порядка стало ясно — это самоубийство. По их взглядам и оброненным словам выходило, что такое бывает очень часто: после смерти близкого человека родные чувствуют свою вину перед покойным и могут наложить на себя руки.
— Вообще самоубийство — это максимальное выражение чувства вины, — вспомнила и я университетские лекции по криминальной психологии. — Возможно, это звучит странно, но это так. Вина — это как бы агрессия, направленная на себя. Самоубийство в таком контексте — предельное направление агрессии на самого себя. Агрессия — это энергия, направленная на изменение окружающего мира. Даже художник, который пишет картину, можно сказать, совершает акт агрессии. Если нет возможности его изменить — ее направляют на себя. Человек кончает самоубийством от безысходности.
— А ты с кем сейчас разговаривала? — встрепенулся Витька и огляделся по сторонам, остальные же уважительно закивали.
— Вот он в этом контексте себя и изменил, — пробормотал Славик, наблюдая, как тело Льва грузят в машину.
Тут надо пояснить, что я, хоть и работаю в агентстве праздников, окончила юридический факультет: папа номер два и номер три в свое время одобрили мой выбор. Второй хотел иметь своего юриста на случай непредвиденных обстоятельств, третий надеялся, что там я быстро осознаю суетность и тщетность бытия и поеду с ним в Китай к шаманам. Папа номер один, по обыкновению, пропустил дебаты: он был на работе и боролся со злом.
Мамуля же игнорировала мое образование и утверждала, что я и ни дня не проработаю по специальности. Она считала, что главное для женщины — сосредоточиться на созерцании себя и поиске подходящего мужа, хотя все мужики, по ее словам, были явно недостойны и моего мизинца. Родная кровь всегда посмеивалась над моей работой и попытками быть материально независимой, предпочитая проводить время на пляжах в Ницце.
Мамуля оказалась права. Кое-как получив диплом, я бросила юриспруденцию и занялась организацией свадеб. Потому что юрист я была плохонький, а организатор от бога. Так мамуля говорила. Свою первую свадьбу я организовала еще в утробе родительницы. Благодаря мне родители и окольцевались. Я была «внезапным», но любимым ребенком: потому-то меня и назвали Дариной, что означает «Божий дар».
Владеть своим праздничным бизнесом казалось мечтой: белые платья, голуби и торты. Папа номер два по случаю купил мне пустующий офис в самом центре. Там я и открыла агентство праздников «Шанс от Дарины». Мой пакостный секретарь Славик всегда добавлял к названию приставку «последний».
Как и всякий организатор, очень скоро я перестала пылать любовью к тортам, шарикам и голубям. Первые вызывали тошноту, вторые противно воняли резиной, а голуби не только воняли, но и гадили. А еще птичек было жалко.
Через год я возненавидела юбилеи и свадьбы, стала цинично смотреть на институт брака и на открытки с пожеланиями. Через
