— сказал Паня. — Здешние Молоты приглядывают за лесом и речкой, а так все выезды перекрыты.
— Как выглядят хворые? Как распознали? — спросил Марчук.
— Да это неважно! Я полагаю, что мор вызван магическим воздействием. Но отсюда не могу разобрать, что именно послужило толчком. Мне нужно пройти за заслон, — маг указал на деревню, — а эти не пускают. Мол, не было указания кого-то пускать. Как думаете, мне лучше поехать в город к командору отделения? Или вы объясните ротному, что мне нужно туда пройти? Иначе зачем вообще звать мага?
Марчук пристально посмотрел на юношу, отчего тот отступил на шаг и растерялся.
— Чехоня, пройдись-ка кругом, поговори с Молотами, разузнай, что тут да как. Офицер! Есть ли место, откуда видно сельчан? Может, где трупы лежат поблизости?
— Это вам лучше с другой стороны зайти. Тут тихо. Весь народ туда сбежал!
Карницкий встал на подножку кареты и вгляделся в деревню, до которой полверсты было от заслона. Здесь, видать, последнюю неделю жара стояла, да такая, что трава пожухла и пожелтела. Близ леса всё зеленое, но чем ближе к домам, тем желтее и суше. А людей и впрямь не было видно. Ни людей, ни скота, ни пичуг каких.
— Объехать можно?
— Только напрямую, через деревню, а пускать никого не велено. Быстрее пешком обойти!
— Значит, здесь от Ордена только маг и Молоты? Ни командора, ни Стрел нет?
— Ну а чего тут зря торчать? — хмыкнул унтер-офицер. — Чужак-то удрал давно. Худо вы работаете, граничники.
Отвечать на грубость Марчук не стал, махнул Карницкому и поспешил в обход, по еле заметной свежепроложенной тропе, которая угадывалась лишь по примятым травам. Несколько раз пересекшись с подгорскими Молотами и махнув перед ними орденским знаком, Аверий с Адрианом выбрались на опушку с другой стороны. Там и впрямь было намного оживленнее.
Солдаты открыто целились в людей, что стояли в десятке шагов от заслона. Карницкий взглянул на сельчан и вздрогнул. Там стояли живые скелеты, тощие, изможденные, с сухой морщинистой кожей, хотя у некоторых женщин одежда, ленты и платки указывали, что это не столетние старухи, а юные незамужние девицы на выданье. Среди стоящих были и дети, больше похожие на низкорослых старичков. И никто не плакал, не голосил и не рыдал. Наверное, потому, что у них попросту не было сил. Были и такие, кто лежал, растянувшись на блеклой траве, то ли уже мертвые, то ли при смерти.
— Марчук и Карницкий из Старопольского отделения! — представился кому-то Аверий.
Адриан, заглядевшись на несчастных сельчан, забыл обо всем на свете. Что же это за хворь такая, которая будто вытягивает соки из людей?
Сбоку раздался выстрел. Карницкий подпрыгнул на месте, оглянулся, боясь увидеть мертвого человека, но увидел, что солдат подстрелил лишь паршивую тощую псину, которая хотела пробежать через заслон.
— Может, их покормить хотя бы? Протолкнуть им котелок с кашей? — негромко сказал Адриан.
— Не, без толку, вашбродь, — отозвался пожилой солдат, стоявший поблизости. — Это не голод, а хворь. Иначе б собаку давно съели. Да и мычание то и дело из деревни слышится, значит, есть у них чего пожрать.
— Как узнали о чужаке? Кто рассказал? — продолжал спрашивать Марчук.
Адриан посмотрел, с кем беседует его старший, но это был всего лишь кто-то из военных.
— Не знаю. Граничники нам не докладывают. Сказано, никого не пускать ни туда, ни оттуда. И всё.
Марчук взглянул на хворых буквально раз и поспешил обратно. Карницкий за ним. В лесу они столкнулись с Чехоней, и тот на бегу поведал, что будто бы чужака в деревне-то и не видели. Местный грамотей уклад знает, блюдет, жарник у них есть. Так что, может, хворь сама собой случилась? Просто люди стали чувствовать себя хуже, слабели, теряли аппетит, спать начали помногу. Особенно худо приходилось тем, чьи дома ближе к закатному концу. В крайнем доме все так и померли, слегли разом — и всё. И скотина с ними. Кто-то догадался, что тут дело нечисто, и поехал в город, сначала к приказам. Власти засуетились, послали кого-то из лекарей. Орден узнал не сразу, но, услыхав новости, отправил Стрелу на всякий случай, а посланца — в застенки, чтоб не бегал с хворью по городу. Что вызнал Стрела, никто не знает, но он уехал, сказав, чтоб перекрыли деревню.
— Надо повидаться с тем посланцем. Он как, еще не помер?
Чехоня лишь пожал плечами.
В Аверия будто бес вселился, он ничего толком не говорил, только бегал туда-сюда вокруг деревни. И зачем они вообще тут нужны, если чужака вроде и нет, а если и есть, его уже здешний Стрела ищет? Тогда ведь только и остается, что ждать. Ждать, пока вся деревня вымрет, и сжечь. Да, жаль их. Но лучше одна деревня, чем целая губерния! Разве не так должен мыслить орденец?
Но Марчук ждать не хотел, он с ходу сел в ту же карету, что их сюда привезла, и потребовал отвезти его к подборгским орденским застенкам.
— Карницкий, Куликов, со мной! — коротко бросил он. — Живо!
Снова бессмысленная поездка. Адриан уже изрядно устал, проголодался и хотел хоть ненадолго остановиться, чтоб передохнуть и прийти в себя.
Темница в Поборге мало чем отличалась от Старопольской. То же каменное здание без окон и с обширным подвалом, такой же бледный и мрачный лекарь, который осматривал орденцев, возвращающихся с вызовов.
— Мне к сельчанину с хворью! — с ходу ткнул орденским знаком Марчук.
— Там он, внизу. Только открывать нельзя и к двери близко не подходить!
— Знаю!
Внизу Марчук распахнул зарешеченное оконце на двери и приблизил лампу.
— Эй ты, подойди-ка сюда! Как здоровье? Слабость? В сон клонит? Лучше стало или хуже, как в город приехал?
В неровном свете Адриан разглядел вполне обычное, не иссохшее лицо мужика.
— Лучше, ваша милость. Говорил уже, что здоров, выпускайте, ан нет, не пускают. Без вины в темнице держат.
— Чужака видел?
— Откуда, ваша милость? Сроду в Хлюстовке их не было. Грамотей-то наш уклад кажное лето нам сказывает, страхи всякие от них, от чужаков! Разве ж мы без понятия?
— Кто в крайнем доме на западе жил? На закатной стороне.
— Так ведь Игошка Малой, ваша милость. И жёнка его, ребятенков, поди, пять либо шесть.
— И что тот Игошка? Каков был?
— Да какой…
