Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
На западной окраине города земля была взрыта, уродливые разломы разделяли поля. На восточной окраине бешеное переплетение деревьев настойчиво напирало на цивилизацию. Если кто заходил в лес, то замечал, что тени будто дышат и сжимают хватку вокруг шей, ушей и запястий путников. Деревья существовали словно в своем собственном времени, как и холм.
Среди прочих выделялось одно особенное дерево – когда-то в него ударила молния, и теперь оно, невозможно огромное на фоне соседей, аркой изгибалось к небу, которое его и разрубило пополам. Ветви его скрючивались, словно острые когти, постоянно ищущие, кого бы разорвать.
Все жители (если в городе вообще кто-то был) избегали его: неправильно это, что дерево будто бы шепчет, следит за тобой или тянется к прохожим.
И всегда за этим наблюдал холм и дом на его вершине.
И всегда дерево ждало, когда холм подаст ему сигнал.
На вершине жили три женщины, и, конечно же, они были ведьмами. «Конечно», потому что, а кем еще им быть? Три женщины, живущие без мужчин, – всегда подозрительно. Мужчины, наверное, тоже там были когда-то, хоть никто и не помнил их имен, поскольку ведьмы приходились друг другу бабкой, матерью и дочерью.
И это всегда были бабка, мать и дочь – сколько бы времени ни прошло, их всегда было трое, хоть поколения и менялись. Дочь никогда не видели малым ребенком, хотя, конечно, в какой-то момент она наверняка им была.
Дочь была девой – слово такое хлесткое, что стоит его коснуться, как останется рубец. Дева – это вам не незамужняя юная дама, беззаботная и элегантная. Деву точит время, полное пыли и тоски.
По крайней мере так считали горожане, даже при том, что эти матери и дочери постоянно менялись.
Девы – ведьмы, и старухи – ведьмы, и одинокие женщины – ведьмы, потому что как иначе. От женщин без мужчин ничего хорошего не жди.
Поэтому дом на холме считался домом ведьм, с самого начала. Они жили там всегда.
Но мы же в такое не верим. Не верим ни в ведьм, ни в глаз саламандры, ни в бурлящий котел. Мы рассказываем друг другу пугающие легенды о женщинах, что живут на холме и прядут паутину темной магии, но в душе-то мы уверены, что они просто-напросто старые перечницы, пропахшие нафталином. Они не способны нам навредить.
Мы в такое не верим.
Пока они нам не навредят.
Пока мы не причиним им зло, и они нас не проклянут.
* * *
Он был наследником – темноглазым сыном спасителя города, богача, что основал в городе, находившемся на последнем издыхании исключительно за счет продажи остатков угольной пыли, столь необходимое производство. Когда юноша ходил по улицам, все девушки лишь вздыхали (да и взрослые женщины, которым следовало бы быть более разборчивыми, тоже – таким он был мужчиной).
Его отец построил завод – завод, где в банки закручивали мясо, привезенное из Чикаго. Затем их грузили на поезд и отправляли через всю страну, и, хотя труд был тяжелый, а порой и опасный, народ был благодарен за возможность работать хоть где-то. В любом случае, это лучше, чем добывать уголь.
Появление железной дороги и завода значило, что город неожиданно заполонили люди, понастроили домов, замостили и дали названия улицам, но при этом никому никогда даже не приходило в голову рубить лес на восточной окраине. Нет, народ просто ровнял землю там, где раньше был забой, а деревья оставили в покое.
Так что холм и лес продолжали жить как привыкли, наблюдали и выжидали.
А человек, который вдохнул в поселение жизнь, отстроил на северной оконечности города поражающий воображение особняк – громадный, высоченный белый дом. Окна верхних этажей сердито глядели на холм, но на творение своего хозяина – процветающий, многолюдный рай для трудящихся – смотрели с нежностью.
А с холма дочь из числа трех ведьм наблюдала за темноглазым наследником, когда тот прогуливался по улицам, а за спиной его раздавались вздохи. Она увидела его и захотела заполучить.
Ее называли девой, но она не была слишком старой – около двадцати, достаточно юная, чтобы потерять разум при виде красивого мужчины.
Она владела чарами, и, хотя чары эти долгие годы скрывались за выцветшими платьями, которые передавались от матери к дочери, девушка слишком долго наблюдала за людьми из окна, чтобы чары эти сработали.
А мать и бабка наблюдали, как дочь проводит те же ритуалы, которые однажды проводили и они.
Так было заведено, ведь однажды, конечно, должна появиться на свет новая дочь, чтобы род не оборвался.
И вот дочь из числа трех ведьм вышла в мир.
И когда темноглазый наследник увидел, как ее рыжие волосы сияют на солнце, а чары не прячутся под тряпками, а украшены новым модным платьем, ему захотелось ее заполучить. Она заметила взгляд юноши и поняла, что он значит, однако то же самое поняли и все девушки, что ходили за ним по пятам и вздыхали.
Они посмотрели на рыжие волосы, голубые глаза и пышные формы дочери и решили, что все это не редкость и что единственное объяснение тому, что наследник предложил ей прогуляться с ним, – то, что она ведьма. Их лица позеленели, и языки тоже, и они перешептывались, прикрываясь ладонями, что всем давно известно про ведьмовскую сущность троицы с холма (а юноша все так же зачарованно глядел на девушку).
Но наследник не слышал, как они ее обзывают, и не переживал об их вздохах. Юноше никогда ничего не было нужно от этого городишки, пока он не увидел на улице дочь ведьм.
В итоге он получил от нее то, что хотел, и она тоже получила то, что хотела, и вскоре ее живот округлился.
Трем женщинам на вершине холма не требовалось от наследника ничего, кроме того, что он уже им дал, – кроме семени, из которого родится новая дочь. Но отец юноши в это не верил.
В его глазах этой троице могли быть интересны лишь его доллары да центы. Сам он ни о чем другом не беспокоился и поэтому считал, что и окружающих заботят только деньги. Он подыскал очень достойную партию для своего страстного сына – дочь другого барона – и не позволил бы, чтобы его тщательно продуманный план разрушила рыжеволосая распутная девка, которая объявится у него на пороге с вопящим младенцем и требованием признать отцовство.
Он решил, что этот ребенок не должен родиться.
Сидя у окна дома на холме, дочь шила одежду для своей будущей дочери и с нежностью размышляла о времени, проведенном с темноглазым наследником, и с еще большей нежностью – о дне, когда на свет появится ее рыжеволосая малышка.
Сидя за столом в монструозном громадном особняке, отец юноши с нежностью размышлял о дне, когда над ним самим и всем, что ему принадлежит, более не будет нависать угроза.
Сперва мужчина заслал в дом на холме человека с деньгами. Как тот поведал ему по возвращении, старая карга, что открыла дверь, посмотрела на гонца как на тварь, копошащуюся в грязи. Она захлопнула дверь и даже не прикоснулась к протянутому кошелю.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
