пожарищ, как после отступления из Москвы Наполеона! За уборку, срочно!
Пока я борюсь с двухнедельным слоем пыли и надраиваю полы, пудель улёгся в кресло и выглядит заскучавшим.
– Может, тебе книжки дать почитать, – спрашиваю я у него. – «Фауста» Гёте. Там, кажется, ты ходишь в гости под личиной чёрного пёсика?
– А что такое книги? – слышу я бас Мефистофеля.
– Это что-то вроде туалетной бумаги, только с картинками, – отвечаю я грустно. – Ты всегда теперь будешь таким склерозником?
– Надеюсь, что не всегда. Память обычно восстанавливается, хотя не полностью. Просто нужно время – операционку я уже перезагрузил, осталось драйверы обновить.
Из сказанного я ничего не понимаю, но оптимистичный тон заявления меня радует.
– Впрочем, имеется ещё один, весьма радикальный способ, – я никак не могу привыкнуть к пуделю, хотя симпатичный такой пёсик, хвостом виляет. – Нужно сделать так, чтобы через мою голову прошёл разряд электрического тока. Раньше помогало.
Как скажете: сегодня в программе – новости медицины, лечение склероза электричеством! Раскручиваю подставку настольной лампы, отвинчиваю крепёжные болтики и снимаю шнур. Прищепками из ванной креплю контакты к ушам пёсика, тот зажимает в пасти резиновый мячик и закрывает глаза. В моей голове слышится густой бас Шаляпина:
– Внимание всем службам! Achtung! Achtung! Ключ на старт! Заправлены в планшеты космические карты! Обратный отсчёт: десять, девять, восемь. Дальше что – семь?
Он что, считать не умеет? Я вставляю вилку в розетку, кудрявая шерсть на пуделе встаёт дыбом и распрямляется, а люстра под потолком гаснет. Всё, пробки сгорели!
Прокушенный резиновый мячик вываливается из пасти и катится по полу. На ковре лежит прежняя болонка, глаза пёсика по-прежнему закрыты, никаких признаков жизни. Он что, помер?
– Ну ты Ванька, и садист! – в моей голове язвительно звучит знакомый баритон. – Пытать лучших друзей электрическим током! Это что за Бухенвальд на дому?
Ну, слава тебе КПСС! Очухался! Это снова всё тот же Пестиримус, даже чёрное ухо на прежнем месте! Ты вовремя – добро пожаловать в самый канун Конца Света, сынок!
О грядущем светопреставлении сейчас даже думать не хочется – мне дома пробки предстоит менять. Тем более, мы сделали, что могли, следующий ход – за Пилигримами. Я укладываюсь на кушетку, Пестиримус тыкается носом мне подмышку, а потом укладывает голову мне на грудь. Вокруг – сумерки, мы долго молчим – насколько-же мне было одиноко и как я по нему, чертёнку лохматому, соскучился!
– Почему ты – собака? Ведь ты можешь стать кем угодно. К примеру, человеком.
– Человеком я уже был. Несколько раз, больше не хочется. Чудом уцелел. Когда твою искусственную оболочку уничтожают, ты чувствуешь тоже самое, что и она – нервная система у нас общая. Вполне себе можно лыжи с коньками отбросить.
Желание расспрашивать дальше у меня пропадает.
– А кошкой ты быть не пробовал?
– Выглядеть кошкой – идеальная маскировка для шпиона, даже лучше собаки. Кошки – везде, всё видят, никто не обращает на них внимания. Вот только я кошек не люблю.
– Почему?
– Кроме мышей и валерьянки, их ничего не волнует.
Глава 20.
– Какая милая собачка!
У тётушки в одной руке огромный букет хризантем, в другой – плетёная корзинка, верх которой аккуратно повязан цветастым платком. За её спиной, в дверном проёме – Жорж, наш шофёр, гружённый многопудовым грузом из чемоданов, сумок и баулов. Последней появляется Пелагея Тимофеевна, наша кухарка – от жизни за городом она нисколько не похудела. Кажется, всё в полном порядке и ничего плохого не предвидится: какой конец света, если тётушка здесь?
– И как это очаровательное создание величают?
Пестиримус снова изображает из себя болонку, он радостно прыгает, его хвост напоминает метроном. Подхалим и предатель – сразу сообразил, кто в доме хозяин. Того, чего я страшился, не случается: я-то всё переживал, как тётушка воспримет появление в квартире беспокойного жильца?
– Только не Дружок! – слышу я в голове всё тот-же голос, цедящий сквозь зубы. – Не то пеняй на себя.
– Пести! – мне кажется, что полное имя с титулом в качестве клички болонки тётушке так сразу не выговорить, поэтому я его сокращаю до приемлемого размера. – Ко мне! Сидеть!
– Пестик! Замечательно! – если тётушка в хорошем настроении, ей нравится даже телевизионная реклама. – Он обувь грызть не будет?
– Он очень разумный, – про степень разумности пёсика решаю пока не сообщать. – И поверьте – обувь он точно грызть не станет.
Тётушка руководит разгрузкой. Годичные запасы продуктов размещаются по холодильникам, морозилкам и кладовкам, как будто на дворе снова тридцать седьмой год, а за углом нет продуктового супер-лабаза, в котором всё это с избытком имеется. Затевать диспут на эту тему я даже не берусь: как ты, Иван, не понимаешь – своё много вкуснее! Натуральнее! Без химии! Выращено своими руками! Последнее обстоятельство, хоть и находится в конце тётушкиных аргументов, является самым важным и служит главным оправданием её агрономических потуг всего лета. Вместе с Жоржем совершаем пятую ходку к фольксваген-минивэну, а привезённые запасы всё не иссякают: картофель, репа, грибы, соленья, маринады и все существующие в природе сорта варенья – всё это упаковано в ящики, коробки, корзинки, остальное разлито в бутыли и банки. Каждый из продуктов снабжён этикеткой с обозначением содержимого, даты изготовления и географическими координатами места сбора. Болонка вертится под ногами, изображая энтузиазм и бурную деятельность.
Наконец, фургон пуст, а я от усталости валюсь на дворовую скамейку. Пестиримус присаживается рядом, он часто дышит, демонстрируя, что он вкалывал, не покладая лап – как тот комар, что жужжит в ухо коню-землепашцу: «Ну, мы с тобой и потрудились!» Артист из него замечательный, нам бы на пару в цирке выступать: весь вечер на арене Иванус Двумордый и его говорящая собака!
Возвращаться домой мне не хочется. На улице по-осеннему тепло, дождь, который лил с самого утра, и казалось, никогда не кончится, наконец прекратился. Спускаются сумерки, полная луна, что блюдцем висит над бывшим парком Остерманов, прячется за тучу.
– Может, мне остаться здесь у вас дворником? Буду с утра двор мести, – мечтательно сообщает Пестиримус. – Вакансия, похоже, освободилась.
Ну, ещё-бы. Равиль, после того, как миновал орбиту Юпитера, не объявлялся и вряд ли снова появится. Время тикает, а обещанный контакт с Пилигримами так и не состоялся. Пестиримус внешне хладнокровен, как атлантический айсберг перед встречей с океанским лайнером, предлагает поменьше нервничать, не дёргаться попусту и ждать. А тут ещё Битлы распались… У меня билеты на их январский концерт, «Come back in Russia again! Гастроли в Петрограде и Москве!» Стоп. Какой я всё-таки
