бродяге. Какое-то время назад, находясь в стазис-капсуле, наслаждаясь своим личным пси-дримом, он был счастлив, насколько вообще может быть счастлив человек. Но свое счастье он потерял, как только потерял последний свой кред, оказавшись на улице без средств к существованию, никому больше не нужный.
Макс пристально смотрел на него, привычно размышляя о своем.
В любом случае, никто же не заставлял его влезать в эту пакость, он сделал все по своему решению и на свои креды. Город сожрал его красиво и непринужденно – но этот бродяга получил свое. Поэтому Макс нисколько не жалел его. Если бы этот человек не ставил личный эгоизм выше всего остального, все могло бы действительно пойти по-другому. Но он не мог не ставить, ведь человек слабее своей природы. И поэтому теперь наступило время горькой расплаты.
Но все же, что-то внутри Макса настойчиво требовало участия в происходящем. Да, это был опустившийся человек, сам виноватый в своем положении, не достойный помощи и сочувствия… Но разве он, Макс, не становится таким же, позволяя себе лишь наблюдать? Ведь если один человек сам по себе не способен противостоять своей самовлюбленной эгоистичности, то сообща могло бы что-то получится?
- Если ты будешь так орать, ты ничего этим не добьешься, только получишь больше проблем, - Макс шагнул из толпы «заводил», которые словно стервятники кружили рядом в ожидании неминуемой развязки, - Все кончено, уймись. Исчезни.
Макс толком и не знал, что конкретно сейчас он хотел сделать. Убедить в чем-то этого пьяницу? Увести в другое место? Или что? Мальчик действовал под влиянием импульса. Он не испытывал никаких добрых чувств конкретно к этому алкашу-бомжу, но рассматривая ситуацию с высоты своих размышлений, он говорил себе, что нужно вмешаться. Ему было отвратительно все происходящее. Один эгоист, пострадавший от своего собственного эгоизма, должен был вот-вот потешить других эгоистов своими страданиями.
«Вот почему Внутренний Космос загнивает,» - подумал про себя Макс, оглянувшись на равнодушные толпы людей, идущих мимо с мимолетным интересом бросая взгляды на происходящее, - «Именно поэтому».
- Ты!.. - невнятно прорычал алкаш, пытаясь остановить свой блуждающий взгляд на заговорившим с ним мальчишке, - Ты!.. Ты вообще кто такой?!..
- Я Макс, - сказал тот, его голос звучал слишком рассудительно для его возраста, - А ты кто такой? Думаешь, ты бессмертный, и тебе все позволено? Для «Гидры» ты всего лишь грязь. Они тебя точно не пожалеют.
Другие мальчишки-«заводилы» начали одергивать Макса, чтобы он не ломал им кайф – все хотели посмотреть, как патрульные будут пинать этого бомжа, и как он будет орать при этом. Это было бы весело.
Но Макс вовсе так не считал.
- «Гидра»?! – взревел пьяный бомж, потрясая рукой в никуда, - «Хуидра»!! Да в свое время мы эту «Пидру» пиздили так, что они по периферии щемились! Подумаешь, «гидрачи»! Ебал я их рот!
- Какой флот? Флот, который сильнее «Гидры»?.. – Максу вдруг стало интересно, новые мысли зашевелились в его голове, он вдруг вспомнил, что где-то там, в космосе есть те, кого называли «судьями», те, которые жили, чтобы помогать людям, - Я знаю только один такой. Хммм…
- Какая хуй разница, какой флот?! – злобно уставился на него пьяный, - Че, думаешь, ты пацан самый умный? Щас запишешься в какой-нибудь сраный флот и свалишь из этой дыры? Хуй ты угадал! Что здесь, - бомж указал себе под ноги, а потом резко вверх, - Что там – одно и то же дерьмо! Какой бы крутой флот не был – наша жизнь полное и беспросветное дерьмо, запомни это! И в каком охуенно крутом флоте ты бы не оказался, даже если это флот захуярит саму «Гидру» – все равно ты окажешься обоссаным бомжом без единого креда в кармане! Как я! Понял?! Если вообще выживешь! А то и сдохнешь в каком-нибудь ебучем турнире непонятно за что!.. Говнюк маленький, сучонок ебаный, думаешь ты лучше меня, да?! Ты сумеешь обхитрить эту блядскую тупую жизнь?!..
Кажется, алкаш не на шутку разбушевался, его понесло, среди потока матов сложно было уловить общую суть, и казалось, от этой внезапной ярости он вот-вот бросится на своего маленького собеседника – Макса спасало лишь то, что тот был настолько пьян, что не мог сдвинутся с места, отпустив свою опору, боясь просто-напросто упасть.
- Я не тупой, - спокойно ответил Макс, нисколько не испугавшись, - И турниры не тупые. Они как раз и существуют, чтобы дерьма в мире стало меньше. Разве ты не видишь? Лучше было бы, чтобы не было никаких правил и люди делали каждый то, что захочет? Посмотри на себя, ты делал, что хотел и к чему это привело?
- Долбаеб!! Учишь меня, сопляк?! – еще больше разъярялся алкаш, - Ты еще нихуя не видел, а все туда же! Турниры, хах!.. Нет никаких турниров – есть только война, какой бы хуйней она не прикрывалась! Посмотри на этот вонючий город – то же самое! Все красиво снаружи, а внутри – гниль! Вся наша цивилизация такова!.. Мы строим из себя невинных целок, а на самом деле мы не больше чем потасканные полудохлые шлюхи! Турниры, правила! Нет никаких правил!! Есть только война всех против всех! Война это тебе блять не шуточки! На войне умирают! Подыхают в грязи и крови! С оторванными блять руками и блять ногами! Блять! И прожженой дырой в башке!.. Кровавое дерьмо!.. Буэ!!..
Невнятный, яростный поток ругательств прервался мощным извержением блевотины изо рта бомжары. Его согнуло пополам, и он, содрогаясь от рвотных позывов, сполз прямо в лужу своих же продуктов жизнедеятельности.
Как раз в этот момент прибыл патруль «Гидры». Вежливо, но с силой растолкав зевак, бойцы в затемненных шлемах с опущенным забралом, облаченные в черные боевые скафандры с кроваво-красными габаритными огнями, подошли к лежащему в собственной блевотине бомжу. Коротко переговариваясь, они грубо пинали невменяемое тело, брезгуя прикасаться к нему. Мальчишки-«заводилы» со смешками продолжали наблюдать. Толпа туристов все так же бурлила мимо, не обращая внимания на происходящее.
Все было ожидаемо, все было как обычно.
Ничего не изменилось на Холдене.
Кроме Макса.
Именно в этот момент он решил для себя, что покинет этот город во что бы то ни стало, чтобы освободиться из утробы неонового демона. Макс собирался достичь свободы – не только от мерзостей «живой мечты», которых он достаточно насмотрелся. Он собирался достичь свободы в более широком смысле.
